Читать книгу "Курьер из Гамбурга - Нина Соротокина"

– Фамилии, – сказал поручик.

– Список, – подтвердил капрал. – И сколь важные все имена…

Далее они перешли на шепот. Феврония вся превратилась в слух, но не все из услышанного ей удалось разобрать и осмыслить.

– Смотри, – шептал поручик, – Чернышев, елы-палы… А не граф ли это Захар… Чернышев? И Голицын тут. И главное, все без имен, одни фамилии. Какой из Голициных-то?

– А ты хочешь, чтоб тебе и имя, и прозвание, и местожительство…

– Ладно зубы скалить. Наумов… знаешь, кто такой?

– Нет. Здесь указано кап. – пор. Ни у одной фамилии ни должности, ни звания. А здесь кап. – пор.

– Это значит капитан-поручик. Этот Наумов из гвардии. Надо будет проверить. Еще Бакунин…

– А не тот ли это Бакунин? – далее шу-шу-шу. А потом в голос: – Ой, не нравится мне этот список!

«А не тот ли это капитан, который ночью явился на наш двор? – думала меж тем Февронья – Он ведь орал свое имя-то. Точно, Наумов. Что ему понадобилось от Глафиры? По масонским делам, когда правду ищешь, можно и повременить, дня дождаться, а не будить всех. Значит, было что-то неотложное. И еще Бакунин. Не приведи Господь, что это тот самый Бакунин, перед чьим домом Мишка с Глафирой спектакль разыгрывали. Полицейские землю так и роют, до всего дознаются. Но об этом до времени молчок. Только если за грудки схватят, а так ничего не знаю, ничего не видела. Господь, оборони! Неужели я действительно угадала, что здесь политика?»

Полицейские еще раз прошлись взглядом по комнатам, и наконец удалились, сказав на прощанье Февронии, что если будет нужда, ее вызовут в участок для новых показаний. Господи, грех-то какой! И главное, собственными руками втащила себя в ужасную историю. Надо идти к Глафире. Девка окаянная! Так и напичкана вся тайнами.

В этот же вечер она сказала мужу, что отправится к куму в гости, они давно звали в новой баньке попариться, так что, скорее всего, она там и заночует.

4

– Рассказывай, окаянная, какой список оставила в немецкой книжке?

– Список? Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Листок, а в том листке имена.

– Господи! – пролепетала Глафира. – Я сама эти фамилии записала, чтобы не забыть, а когда собиралась, про эти немецкие книжки даже не вспомнила.

– Что это за фамилии?

– Так… люди. Важные люди, близкие ко двору. Масоны. Помнишь, я рассказывала, что мне с Бакуниным надо познакомиться?

– Бакунина помню, а прочие там зачем? И Наумов, который ночью ворота ломал, тоже в этом списке.

– Ты мне листок-то отдай, и забудем об этом, – примирительно сказала Глафира.

– Не могу я тебе его отдать, потому что он в полицейской управе. А ты как думала? Один Шлос исчез в неизвестном направлении, другой явился, ругался, как сатана, вот полиция и пришла с обыском.

Как там в хороших романах описывают сцены, когда нежные девы в нужные минуты падают в обморок? Блаженное, видно, состояние. Вместо того чтобы на страшные вопросы отвечать, лежишь себе, словно во сне, а люди вокруг тебя хлопочут: дайте ей воды, ослабьте воротничок! Потом, когда сознание вернется, видишь вокруг себя только участливые лица. И никто уже на тебя не орет, все понимают, что дева и так настрадалась, теперь она не стоячая, а лежачая, а лежачих не бьют.

Но не отключалось сознание-то, хоть плач, а рука Февронии тянулась к ней не для выказывания участие, а чтоб за горло схватить.

Глафира быстро залезла ногами на постелю, сжалась в комок и даже подушкой прикрылась. Со страху вся она покрылась гусиной кожей, и только ладони и разом взмокли от пота.

– Говори, как на духу! – Феврония откинула подушку и занесла руку, словно хотела ударить, но передумала, схватила за плечи и стала трясла, словно душу хотела вытрясти.

– Ладно, скажу. Отпусти, больно. Я все скажу. Повинюсь. Я боялась, что без денег останусь. А здесь появился в городе немец по фамилии Виль. Масон из Гамбурга. Он думал, что я настоящий Шлос и сказал, что Пруссии нужна помощь. И еще он сказал, что в Петербурге есть люди, которые хотят посадить на русский трон законного царя. Да отпусти ты руки-то! Законного наследника князя Павла Петровича. И все это во благо России и по законам справедливости.

Феврония смотрела на девушку с ужасом.

– Виль мне этих людей назвал и денег дал, чтобы я нашла к ним подход и о намерениях Виля предупредила.

– И ты, ввязалась, окаянная, в такие дела? – простонала Феврония. – Ах ты, дура, дура непочатая! Это что же такое навалилось на мою голову? Ведь не идиотка же ты! Должна же ты хоть что-нибудь соображать глупой своей головой. Ведь не малое же ты дитя!

– Но ведь здесь все по закону. Мать-то у сына трон силой отобрала. Поиск истины, Феврония, вещь сложная. Великий князь Павел имеет такие же права на престол. И вообще не нашего ума это дело.

– А золото прусское брать – твоего ума дело? За иконой их хранила?

Глафира перекрестилась, уж не ведьма ли ее квартирная хозяйка, если до всего умеет дознаться?

– Я тебя на своей груди пригрела, все для тебя делала, – продолжала причитать Феврония, – а теперь вижу – змея ты анафемская! Ты же все время врешь! Может, ты и историйку свою слезливую тоже сочинила? Ты кто?

– Глафира Турлина… – опять прикрываясь подушкой прошептала девушка.

– А кто это может подтвердить?

– Варя… Сестра моя!

– Варя всего лишь несмышленыш из Смольного общества. Она что хочешь подтвердит. Что она помнит из своего детства? Сама говорила, ей было всего шесть лет.

– Степан Кокошкин может подтвердить. Ты написала ему письмо?

– А кто мне подтвердит, что явившийся ко мне молодчик подлинный? Может, он тоже переодетый агент, который на службе у пруссаков состоит?

Как не нервна и трагична была ситуация, Глафира улыбнулась.

– Ты Феврония, как только его увидишь, сразу поймешь, что он никакой не шпион, а именно мой старый друг Степка Кокошкин. У него все на лице большими буквами написано. Ты прости меня, что втянула тебя во всю эту игру. Дурища я, конечно, полная, не отрицаю. Влечет меня жизнь, как щепку по Неве. Давай уж и в последнем перед тобой повинюсь, чтобы не было про меж нас недомолвок.

– И какую еще ты мне гадость припасла?

– Вряд ли ты получишь с меня обещанные деньги. Федор Бакуннн сказал между делом, что опекун меня обворовал. Во всем виновата его страсть. Этот старый козел Ипполит Иванович любит итальянские картины покупать, а они стоят очень большие деньги. Вот на эти покупки он мое наследство и пустил.

– Та-а-к… – Февронья сложила руки на коленях и уставилась в пол. Видно было, что нервная встряска, а главное, довесок – сообщение о напрасности всех усилий, совершенно выбили ее из колеи. Не было больше сил ни на крики, ни на упреки.