Читать книгу "База-500. Ягдкоманда - Алекс фон Берн"

— Я с вами согласен, но давайте ближе к делу, — с легким раздражением заметил я. — Что вы конкретно предлагаете?

— Идеальным вариантом было бы внедрить опытных и решительных людей в состав диверсионной группы, поскольку переброшенные через линию фронта диверсанты не слишком многочисленны и в силу этого им придется привлекать к операции местные партизанские формирования.

— Идея привлекательна, — усмехнулся я. — В первую очередь она привлекательна тем, что в таком случае не только исчезнет фактор внезапности атаки, но и силами внедренных агентов можно нейтрализовать руководство диверсионной группы. Но все это надо тщательно продумать.

— Я все уже давно продумал, Герлиак! — нетерпеливо воскликнул Штадле. — Еще месяц назад, когда я размышлял о том, что нельзя тупо дожидаться прихода диверсантов, а вести активную разведку в этом направлении, представился вполне реальный шанс для реализации моих замыслов. Примерно месяц назад под Наревом местные силы полиции и СД разгромили партизанскую группу. Группа была небольшая, человек пятнадцать, но самое интересное было то, что состояла она не из местных крестьян или бывших польских военнослужащих, а из бежавших из лагеря русских военнопленных. Итак, военнопленных было одиннадцать человек, бежали они осенью 1941 года, когда их в эшелоне с военнопленными перевозили из дулага в Волковыске в шталаг Бяла-Подляска. Они сумели открыть окошко под потолком и, воспользовавшись утратой бдительности охраны, покинули вагон. Не сумев сориентроваться, они направились не в находившуюся прямо за железной дорогой Беловежскую Пущу, а в сторону Нарева. Естественно, их вскоре поймали бы, но на их счастье, им повстречался местный русский житель, некто Григорий Васильчук. Он провел беглецов мимо полицейских патрулей в Беловежскую Пущу, где они и организовали партизанский отряд. Зимой они не сильно докучали, но с наступлением весны осмелели и совершили несколько наглых диверсий и нападений. В итоге полиции и СД удалось их окружить и ликвидировать вместе с пособниками — семьей Васильчуков. Но главное вот что: ни с кем из русских партизан или подпольщиков связи они не поддерживали. Это первое. А второе: командиром у них был бывший майор Красной армии, латыш по национальности, Петерсон. Эти два фактора как нельзя кстати!

— Короче говоря, вы предлагаете мне и моим людям изобразить отряд Петерсона, пробивающийся на восток?

— Именно! Вы через Беловежскую Пущу пройдете в район, где оперируют русские диверсанты. Несомненно, отряд опытных солдат во главе с командиром Красной армии, да еще знакомый с районом Беловежской Пущи, где дислоцируется столь интересующий русских объект, окажется ценным приобретением!

— Дело за малым: чтобы нас по пути не угрохали свои же и чтобы русские поверили нам, а не расстреляли, — усмехнулся я.

— Вы достаточно опытный человек, чтобы не нарваться на случайную пулю полицейского патруля. Кроме того, все силы устремлены на то, чтобы не дать диверсантам вырваться из окружения, а не на то, чтобы кто-то проник к ним извне, — пояснил Штадле. — Что касается доверия, то вы легко его завоюете, ликвидировав при прорыве небольшой отряд вспомогательной полиции. Обергруппенфюрер дал на это согласие, — главное, чтобы не пострадали немцы. Ну, как?

Я задумался. Штадле принял мои раздумья за колебания и с удвоенной силой принялся приводить новые аргументы.

— Вы ничем не рискуете! Вы имеете опыт ликвидации партизанских групп в Польше, имеете опыт боевых действий, а также пеших переходов в лесисто-болотистой местности. Даже если русские партизаны и слышали что-то об отряде Петерсона, в любом случае его никто из них не знает в лицо! Вы возглавите группу, ваша русская речь с акцентом не вызовет подозрений из-за латышского происхождения Петерсона. Остальных членов группы наберете среди русских бойцов вашего батальона. Поймите, это единственный шанс взять сложившуюся ситуацию под контроль!

Я понял, что Штадле уже сумел убедить Баха. Мой отказ раздосадует Баха, — а это в свете неприятного инцидента с Гилле и Штраухом не принесет мне пользы, поскольку в случае отказа я рискую потерять безоговорочную поддержку Баха. А если он еще примет мой отказ за трусость, то не исключено, что в суде СС он вдруг возьмет сторону Гилле и тогда…

— Бросьте меня уговаривать, Штадле! Я вам не девица, — резко ответил я. — Я просто хочу убедиться, что операция будет подготовлена на должном уровне.

— Можете не сомневаться, Герлиак! — победно улыбнулся Штадле. — Операция УЖЕ подготовлена на должном уровне. Мы можем немедленно приступить к ее проведению. Сколько времени вам нужно на сборы?

* * *

Какие там сборы?! На следующий день еще до обеда я уже был на базе, вызвал к себе Рудакова и приказал подготовить группу из десяти человек, включая его самого для выполнения контрпартизанской акции по тактике «ягдкоманды». В течение двух часов группа была подготовлена и собралась в моем кабинете.

— Meine Herren! — начал я по привычке и тут же поправился, перейдя на русский. — Господа! Вы отобраны для проведения важной операции по разгрому большевистского партизанского отряда: именно поэтому с этого момента будем разговаривать только по-русски. Нам придется выполнять знакомую вам, — кому по опыту, а кому всего лишь по учебной подготовке, — функцию «ягдкоманды». Нам придется передвигаться по болотисто-лесистой местности под видом беглых военнопленных, терпеть связанные с этим лишения и подвергаться постоянной опасности получить пулю как от не в меру ретивых полицейских, так и от недоверчивых партизан. Это все, что я пока хочу сказать. Объявляю пятнадцать минут на перекур. Если кто-то чувствует себя неуверенно, через пятнадцать минут может не являться на дальнейшую беседу без всяких для себя последствий. С остальными я буду говорить более конкретно. Вопросы?

Вопросов не было: всем и так было понятно, что задание предстоит очень важное и в случае успеха участников операции ожидают награды, отпуска и повышение по службе. А отказчик от участия в боевой операции превратится в парию.

Через пятнадцать минут все собрались в моем кабинете. Я внимательно оглядел собравшихся. Все, кроме уроженца Риги Эриха Дизенхофера, были русскими: из них только Рудаков находился в батальоне с самого начала; остальные русские пришли с пополнением, пройдя лагеря военнопленных. Русский контингент вызывал у меня некоторое недоверие, но Рудаков заверил, что все они — крестьянские парни, а крестьянство сильно пострадало от большевистской коллективизации. Победа германской армии над большевиками означает для них надежду на создание зажиточного крестьянского хозяйства, — именно поэтому выслужиться перед новыми властями для них крайне важно. Кроме того, возобновление успешного наступления германских войск, вышедших на Кавказ и к Волге, закрепило в них уверенность, что к зиме война будет закончена и нельзя терять ни малейшего шанса, чтобы отличиться: ведь только отличившиеся могут рассчитывать на хорошие земельные наделы в плодородных районах.

Обожаю крестьянскую логику! Нужно лишь внедрить в сознание крестьянина простую короткую мысль — и они будут действовать, руководствуясь ей и не пытаясь подвергнуть ее анализу или излишнему осмыслению. Не зря рейхсфюрер так стремится привлекать в СС немецкое крестьянство. И, несомненно, на обширных русских просторах нам не обойтись (по крайней мере, первое время) без русского крестьянства.