Читать книгу "Легче перышка - Хелен Данн"

— Мам, он уже взрослый мальчик, — перебиваю ее я, — а я его сестра, а не надзиратель.

— Что за женщины пошли! Такие раскрепощенные. В мои молодые годы нам нравилось присматривать за мужчинами. Мы воспринимали это как долг. — Она снова глубоко вздыхает. — Современное общество. Я во всем виню телевизор. В мыльных операх никогда не покажут, чтобы девушка подала на стол своему мужу. Правда, дорогая? Все ходят кушать в кафе или в паб. Откуда такие деньги? Вот что хотелось бы знать. Денег у них вроде нет никогда.

— Мам, — мягко напоминаю я, — уже половина четвертого. В четыре ты куда-то хотела попасть. Сама говорила.

— Ах да, — вспоминает она, — потом поговорим. И не переживай. Я уверена, все будет хорошо.

Как похудеть — совет № 34

Иногда нужно просто покориться сложившейся ситуации

Я ненавижу утро в понедельник. Каждый понедельник я просыпаюсь вялой и беспокойной. Веки почему-то тяжелеют, будто вот-вот я свалюсь с сильнейшей простудой. И неважно, во сколько я отправлюсь спать в воскресенье, я всегда ложусь недостаточно рано. Я не любительница канала Европейского союза, но если он хочет завоевать мое расположение, то пусть лучше прекратит совать свой нос в искривление огурцов и вместо этого сообщит мне, как следует бороться с хандрой в понедельник утром. Тогда, скажем, если мне понадобится утром в понедельник поваляться в постели час-другой, я буду не против уделить им внимание. Все, что мне понадобится сделать, так это позвонить в отдел кадров и потребовать у ЕС условий для любителей поваляться.

Но этим утром все иначе. Звонит будильник, я тут же выпрыгиваю из постели и стремительно ношусь по квартире, собираясь на работу. Я полна энергии и энтузиазма, потому что ночью я приняла жизненно важное решение. Сегодня я, Орла Кеннеди, незамужняя женщина с Госвелл-роуд, подаю заявление об уходе. Я собираюсь покинуть «Браунс Блэк», чтобы никогда больше туда не возвращаться.

Эта мысль пришла мне в голову, когда я лежала постели, слушая, как в соседней комнате тихонько похрапывает Финн. Я прокручивала в памяти события последней недели, анализировала их, взвешивала и потому вдруг поняла, что единственный выход — уволиться. Бессмысленно дожидаться, что проект уверенно встанет на ноги, потому что в таких условиях этого не случится никогда. Если тянуть дальше, то «Легче перышка» может загнуться. Я назначу себе зарплату из фондов, предоставленных «Абакус Венчурс», и возглавлю акцию по возрождению веб-сайта. Проблема лишь в том, что я не представляю себе, как это сделать. Антея уволена, о ней можно забыть, но как мне объявить о том, что на ее месте появился другой человек с точно таким же именем? История про то, что мы хотели сэкономить на визитках, выглядит бредовой.

Вчера мы так и не смогли придумать ничего стоящего. Лиз ушла почти в шесть, на прощание она крепко обняла меня и прошептала, как мама, что она уверена — все будет хорошо. Это послано нам для испытания и все такое. Еще минут через двадцать ушла Патти. Финн вышел с ней, захотел купить что-то в круглосуточном магазине, который на самом деле открывается в 7 и закрывается через 12 часов. Запасы от Марио кончились, в холодильнике хоть шаром покати. Если не считать бутылки водки, туши для ресниц и трех стаканчиков с био-йогуртом, — я искала указанный срок годности в календаре на текущий год, но найти так и не смогла. Я не выбрасываю их на тот случай, если вдруг мне захочется похудеть очень быстро. Скажем, перед свиданием или чем-то таким.

Я прихожу на работу. Патти отсутствует, хотя на спинке ее стула висит пиджак. Я смутно припоминаю ее вчерашние слова о том, что утром ей нужно встретиться с каким-то журналистом. На ее столе лежит стопка статей о «Браунс Блэк», которые были опубликованы на этих выходных. Наверное, сегодня она пришла очень рано, думаю я. Какая молодец. Я знаю, что она больше не сомневается в умственной отсталости Табиты, и хоть ничего мне не говорит, но давно ходит на собеседования по устройству на новую работу. Жаль, конечно, потому что она отлично бы справилась с работой Табиты, если эта ведьма хоть когда-нибудь бы уволилась.

Сквозь прозрачные стены кабинета Табиты я вижу, что она говорит по телефону. Дожидаясь, пока она закончит разговор, чтобы можно было войти и подать заявление об уходе, я просматриваю вырезки из газет. Есть даже одна о Свене. Сделка по недвижимости в Словакии. Забавно. А я думала, что она прошла давным-давно. Сто лет назад он изводил меня просьбами сообщить об этой сделке в прессу. Кажется, он даже рассчитывал на громкую статью об этой сделке, если мне не изменяет память, но точно сказать не могу, поскольку последние события меня окончательно вымотали. Тогда еще он вышел и вернулся с кучей новых галстуков — на случай, если потребуется фотографироваться. На всякий случай я внимательно прочла статью — вдруг обнаружится что-то новое. Ага. Вот, нашла. Оказывается, это сделка на сто миллионов долларов. Ого! Тогда она была всего на десять миллионов. Видимо, Свен наконец-то сделал что-то по-человечески. Хоть раз в жизни. Я прочла объяснение финансовой стороны. Но ничего не поняла. Наверное, эту статью готовила Патти. Очень даже неплохо.

Черт. Одну за другой я беру три статьи, где пишут о давних слухах про операционные убытки банка «Браунс Блэк». О черной дыре, в которую уходят все деньги банка. Странно, почему эти слухи возникли снова? В каждой статье процитированы слова Табиты о том, что она отказывается комментировать эти голословные утверждения. Провоцируя журналистов додумать самостоятельно или заткнуться. Вздыхаю. Ее воинственный настрой лишь побуждает их найти подтверждение слухам. Я перечитываю статьи снова. Как у этого банка может быть серьезное пресс-бюро, когда три сотрудника этого самого пресс-бюро понятия не имеют, что это за слухи? Если бы Табита сказала Патти о слухах хоть слово, несомненно, Патти бы рассказала мне. Мне же эта ведьма не сказала ни слова. У меня внутри все кипит при мысли о том, что нас держат в неведении, но я тут же вспоминаю, что теперь мне до этого нет никакого дела. Менее чем через час я стану свободной.

Я смотрю на Табиту. Она уже не говорит по телефону, а сидит, откинувшись в эргономичном кресле, и постукивает карандашиком по зубам, словно о чем-то серьезно задумалась. Я делаю глубокий вдох. Пора дать ей настоящую пищу для размышлений.

Стучу в дверь.

— Ну что еще? — спрашивает она, карандашик замер на полпути. — Неужели ты не видишь, что я занята? — Она показывает на стопку бумаг на столе, которые создают иллюзию тяжкой работы. Но я-то знаю, что это лишь бутафория, которую она создает каждую пятницу после обеда, как раз перед тем как отправиться отдыхать.

— У меня к тебе личный разговор, — сдержанно говорю я.

Она смотрит на меня в ужасе. Алые губы скривились в презрительную усмешку.

— Надеюсь, ты не собираешься нести всякую чушь про женскую солидарность? На прошлой неделе по банку прошла памятка о работе с младшим персоналом, но, честно говоря, меня это не волнует. — Она машет рукой, показывая чтобы я вышла из кабинета. — Мне все равно. — Она переключает внимание на коротенький документ на столе, предоставляя мне возможность смотреть на макушку ее безупречно причесанной головы, и добавляет: — Еще слишком рано просить о премии на этот год или определении размера налога.