Читать книгу "Дама в палаццо. Умбрийская сказка - Марлена де Блази"

— Потанцуешь со мной? — спросил он.

Мы вышли на середину комнаты, подчеркнуто поклонились друг другу. Я так и не сняла фартука. Серафини прервал Брамса мягким затихающим рефреном. Мы встали в позицию. Серафини тоже. Он играл «Il valzer dellʼImperatore», и мы танцевали. Мы танцевали, как умели, танцевали, как не танцевали никогда, может быть, как никогда не будем танцевать, и может быть, Серафини тоже играл как никогда хорошо, потому что мы так хорошо танцевали, и я надеюсь, что все призраки Убальдини смотрели на нас. Неддо смотрел и прохаживался перед камином, как прохаживался по своим лугам. «Как воин, с плеча взмахивающий косой в ритме ветра». И племянники тоже смотрели. Смотрели на нас и поглядывали с террасы, не идут ли другие.

— Они подходят по vicolo.

Мы все вышли на террасу, кроме Серафини, который все играл вальс.

В том, что все они появились на Пьяцца Скальза одновременно, была рука судьбы. Вот Тильда, завернувшаяся в душную ночь в рысий мех, с бриллиантовыми подвесками в ушах. Обмахивающаяся краем шали пышногрудая Миранда — богиня в синем, как ночное небо, платье. И очень нарядные американки. Тильда с Мирандой смешались с остальными, и они, как сбежавшие с уроков школьницы, смеясь, взяв друг друга под руки, прошествовали по vicolo, явно настроившись на чудесный вечер. Эдгардо подождал мужчин на повороте на Виа дель Дуомо. Те держались гораздо более строго, и все щеголяли в коричневых ботинках. Единство обеспечено. Кажется, никто из них не заметил двоих, вывернувших из-за угла почти сразу за ними. Один придерживал на груди края широкой мантии, на другом были кожаные брюки и бархатный камзол, и мне оставалось только надеяться, что они не принесли с собой сыра.

Я уже слышала шаги во дворе и крикнула из salone:

— Benvenuti, benvenuti, belli miei!

He в том дело, что на столе, а в том, кто за столом. Четырнадцать стульев вокруг стола с апельсиновыми ножками, четырнадцать разноцветных стульев для хороших людей, собравшихся к ужину. В нашем доме. Дома! Как долго мы шли к нему.

Десять красных билетиков.

Тысяча дней.

Il telefone е per lei, signore. Синьора, вам звонят.

Нанизывать время, как жемчужины. Чтобы жемчужин хватило на целую жизнь.

Крошечная серебряная лопаточка.

Скажи, какой я была в пятнадцать? Ты помнишь меня тогда?

Dolce е salata, соленое и сладкое. Таков для меня вкус жизни.

Призраки Убальдини.

Ночной поезд на Париж.

7:16, Колд-Спрингс — Гранд Централ.

Почему я не смогу жить на краю адриатической лагуны с незнакомцем, чьи глаза цвета черники?

Мама, можно нам взять щенка?

Сегодня здесь репетиция оркестра, мама.

А завтра можно будет взять щенка?

Пожалуйста, мама, больше никогда не приходи смотреть наш бейсбольный матч в этом белом плаще.

Я люблю тебя, мама.

Я люблю тебя, малыш.

Мам, я точно решил. Совсем решил. На Халлоуин я буду Суперменом.

Вовсе у меня не лиловые волосы, мама. Они каштановые.

Миссис Нокс, у вас родилась девочка.

Фиги с пряностями.

Засахаренные апельсины.

Новый хлеб.

Старое вино.

Согретый солнцем персик.

Коричневые ботинки.

Нарядные платья.

Я хотела, чтобы смерть застала меня танцующей.

Ради бога, Джеффри, раздобудь себе чашку побольше.

Поцелуй.

Вальс.

La signora gradirebbe un valzer? Синьора, вальс заказывали?

Да, синьора желает вальс.

Серафини снова заиграл Брамса, а я вышла на лестничную площадку, заглянула вниз. Я ждала вас, хоть и знала, что вас не будет.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Пир

Но, хотя вас и не было с нами, остальные вошли один за другим, наполнили бальный зал allegria, о котором я мечтала.

Серафини все играл и играл, а Тильда танцевала с Уиллом, а я — с племянниками, а Мэри Грейс с Неддо изобразили нечто вроде менуэта. Джованни из бакалеи внизу, тот, что с теплыми ладонями, каждые четверть часа звонил в звонок и важно спрашивал, как у нас с напитками.

— Voleta un altra oppure due? Хотите, еще бутылку или, может быть, две? — спрашивал он со смехом, радуясь, что участвует в веселье, хотя бы как поставщик. Я или Фернандо сбегали вниз за еще одной охлажденной во льду бутылкой местной шипучки и несли ее наверх, обнимая локтями: этот способ он предложил, оценив размеры нашего холодильника. Наконец он позвонил, когда мы усаживались за стол, и, сказав, что нам пригодилась бы еще одна бутылка, мы спросили, не будет ли он так добр подняться к нам.

— Solo per mezzo minuto, только на полминуты, — крикнул он в citofono. Ухмыляясь, отдуваясь, встал в дверях, и я втянула его — маленького, коренастого, завернутого в фартук — в дом, представила всем и усадила на стул. Подала бокал вина. Он просидел свои полминуты и еще четыре часа. Последний стул был предложен Серафини, который отнекивался и отговаривался, пока не расселись все, кроме меня. Тогда он прошел на кухню и, бережно обхватив ладонью мой локоть, препроводил меня к столу, отодвинул для меня стул. Только потом и он занял место за столом с апельсиновыми ножками. Фраки, бархатные брюки. Фартук. Нарядные платья и коричневые ботинки. Мы на месте — все шестнадцать. Мы ели, стонали, пыхтели, дважды заменяли свечи, сожгли пирамиду оливковых поленьев. Собрали гору воспоминаний. Тот пир в Палаццо Убальдини стал с годами местной легендой крошечной общины на скале. Каждый пересказывал ее по-своему. Ее полировали и передавали соседям, как талисман. Мы смеялись, слушая, как кто-то, на свой лад пересказывая события, уверял, что сам там был. Все видел, все пробовал. Танцевал с американской княгиней. Сколько бы раз мы ни принимали гостей, кто бы ни сидел на тех стульях, за тем столом, мне кажется, та ночь была совершенством. Конечно, это они сделали ее такой. Неповторимое собрание добрых душ. И сознание, что вы тоже пришли бы к нам, если бы могли.

Так что, если кому-то захочется воссоздать тот легендарный пир, пожалуйста, помните, что рецепты значат меньше, чем те, кто готовит угощение и кто соберется за столом. Гораздо меньше.

Рецепты

СОРТИРОВАННЫЕ НА СКОВОРОДЕ ЗИМНИЕ ГРУШИ С ПЕКОРИНО И ФОКАЧЧА С ГРЕЦКИМИ ОРЕХАМИ

Сочетание груш и пекорино является традиционным для Умбрии. Сладость фруктов смягчает соленый вкус сыра. Восхитительное сочетание является результатом не столько изобретательности, сколько доступности этих двух компонентов с незапамятных времен.