Читать книгу "В ролях - Виктория Лебедева"

Хуже всего приходилось теще. С утра до вечера бедная женщина, брошенная и преданная собственной дочерью, обзванивала родственников и знакомых, ибо невыносимо было держать в себе накопившуюся обиду. Она рассказывала все как на духу, обстоятельно и долго, по временам немного всхлипывая и промакивая глаза уголком домашнего халата; каждый день вспоминались все новые подробности Катиного Ужасного Поступка, и кто-то из родственников и знакомых согласно гудел в трубку, что да, молодежь нынче пошла — не приведи господи — сколько ни дай, все им мало, дармоедам, а кто-то ужасался: Катя?! Да неужели? Такая была девочка славная, когда маленькая, — и послушная, и училась на пятерки, и как же она могла, Катя? Звучали временами робкие голоса в защиту молодых, но такие разговоры теща сразу пресекала, раздраженно плюхая трубку на рычаг, и этим уж больше никогда не звонила, а про себя отмечала — вот ведь люди, насколько могут оказаться глухи до чужого горя! Столько лет знакомы, кто бы мог подумать?! Но прошла неделя-другая, и теща все реже стала заставать родственников и друзей дома и все чаще нарывалась на длинные гудки или казенные механические приветствия автоответчиков.

Когда риелтор привел первых покупателей, теще стало плохо с сердцем. Пожилая хамоватая парочка, поперек себя шире, нагло ходила по дому (ее дому!), всюду совала нос, деловито щупала двери и рамы, крутила краны и морщилась на пожелтевший кухонный потолок. И у нее были на раздувшихся пальцах золотые перстни с каменьями, а он на ходу бесконечно говорил по мобильному строгим начальственным голосом, а с тещей, между прочим, даже не поздоровался. Это было ужасно, ужасно! На следующий день теща отправилась в церковь и поставила свечку, чтобы разъезд не состоялся, и на ночь теперь всегда читала «Отче наш» и просила у Бога справедливости. Не то чтобы она, теща, была сильно верующая, но крайние ситуации требовали крайних мер. После молитвы ей становилось капельку спокойнее. Она открывала семейный альбом и с нежностью смотрела на фотографии маленькой Кати, когда та была еще в детском саду — с бантиками, с рюшами, в нарядных лакированных башмачках — и не помышляла ни о каком замужестве, а любила ее одну, тещу.

В первую ночь на новом месте Кате и Сергею не спалось. Они качались на надувном матрасе в двадцати сантиметрах от пола, цепляясь друг за друга, чтобы не скатиться, и это их ужасно смешило. Это было так странно, что за гулкой панельной стеной не ворочается и не вздыхает теща… Не нужно было замирать и таиться, боясь выдохнуть или, не дай бог, скрипнуть кроватью, а просто быть вместе и ощущать только друг друга — среди голых стен, обклеенных зайцами на облаках, ведь в эту комнату со дня на день въедет Дарька.

— Считай, что это и была первая настоящая брачная ночь, — шепнул Сергей и притянул Катю к себе.

А Катя, прижавшись, чмокнув мужа в плечо, тихо ответила, что на мебельном лотке с фотографиями, у метро, видела вчера изумительную детскую, совсем дешевенькую, за четыреста долларов, голубенькую такую, буквально созданную для того, чтобы встать среди зайцев на облаках, вот бы ее Дарьке; но это, конечно, позже, к зиме, потому что купилка сломалась.

— Купим, солнышко. Будет Дарьке детская. И шкаф, и кровать, и стол письменный, и все что нужно, — Сергей поцеловал жену в ухо, и она непроизвольно вздрогнула — вышло слишком громко. — Только не сейчас.

— Да я и не говорю про сейчас, а так… Выкрутимся. В крайнем случае раскладушку займем, — Катя нежно погладила мужа по груди и опять чмокнула в плечо.

— Пока можно из соседней комнаты кушетку забрать, зачем раскладушка? — Сергей повернулся и стал целовать уже всерьез, так что тему детской мебели можно было считать исчерпанной.

За окном светало. Из ночной темноты потихоньку проступала комната, и, если приглядеться, на стенах можно было уже рассмотреть очертания растопыренных заячьих ушей.

Катя и Сергей, тяжело дыша, замерли на матрасе, стараясь не шевелиться, чтобы не слишком качало, и некоторое время молчали — хорошо молчали, без напряжения, как умеют молчать вместе только очень близкие люди. Катя чувствовала, что вот-вот провалится в сон.

— Пойду покурю, а ты спи, — сказал Сергей и приподнялся на локте. И замер.

— Ты чего? — Катя открыла глаза и тоже приподнялась. Матрас угрожающе заходил под ними.

— Смотри! — Сергей показал на дверь.

Дверь была приоткрыта, и в образовавшуюся щель их внимательно разглядывал Тимофей. Постоял, посмотрел не мигая и так же неслышно, как появился, исчез.

— О господи! — Катя натянула одеяло до самого носа и там, под одеялом, нервно захихикала.

— Старый маньяк! — Сергей тоже смеялся.

— Наверное, мы слишком громко, — шепнула Катя сквозь смех. Сон как рукой сняло.

— А пусть завидует! — Сергей обнял жену.

— Это он что же, всегда так будет ходить?

— Нет, только в первую ночь, любопытства ради. Ему же интересно, кого в дом пустил! Он же тут ответственный квартиросъемщик!

— Надеюсь, мы его не слишком шокировали?

— Вот еще! Он небось по молодости тот еще был котяра!

— Как же мы дверь-то не закрыли?!

— А мы закрыли. Это я петли так хорошо смазал, тихие-тихие теперь…

— То есть это он нарочно? — Кате стало немного не по себе.

— Конечно, нарочно. А ты думала? Вуайерист чертов! Не переживай, солнышко. Знаешь, как люди говорят — любопытство сгубило кошку. Иди сюда.

Сергей снова попытался обнять Катю, но она отстранилась. Все это, конечно, получилось забавно и немного по-дурацки, но ей теперь казалось, что хозяин притаился где-то в коридоре и опять подглядывает. Она закуталась в одеяло, словно в кокон, и тихо, серьезно попросила:

— Дверь закрой!

Сергей осторожно, чтобы Катя не скатилась на пол, поднялся и в чем был пошел из комнаты.

— Ты куда?!

— Так покурить же. Я же говорил.

— Хоть бы оделся!

— Вот еще. Мы с Тимофеем мужики, чего стесняться?

Сергей скрылся за дверью, тщательно прикрыв ее за собой, а Катя тут же соскочила с матраса и, путаясь в сползающем одеяле, кое-как наброшенном на плечи, стала торопливо копаться в чемодане, стоящем тут же, руку только протяни, в поисках домашнего халата или хоть ночнушки. Ей было ужасно, ужасно неловко.

Дарьку удалось удачно пристроить в английскую спецшколу, которая располагалась через два двора. Это был самый жирный плюс из всех, которые мысленно поставила Катя новому дому и району. Сначала, конечно, сопротивлялись брать не по прописке, но Сергей включил обаяние, очень напирал на то, что Дарька не просто так, а дочь двух практикующих преподавателей, потому с директором и завучем расстались друзьями. Никаких взяток, замаскированных под «нужды школы», с них не потребовали — очень кстати, иначе пришлось бы отложить обучение еще на год, благо возраст позволял.

В Дарькину комнату перетащили хозяйскую кушетку; кухонный стол, который прочили на выброс и вовсю использовали во время ремонтных работ, накрыли яркой голубой клеенкой и приспособили под письменный. Из досок, найденных на балконе, Сергей смастерил небольшой стеллажик, чтобы можно было хранить игрушки, учебники и прочие школьные принадлежности.