Читать книгу "Днем и ночью хорошая погода - Франсуаза Саган"

Том (глядя на Зельду): Да, это слово ей очень подходит… Зельда, непоправимая Зельда…

Поль: Правда, это звучит как сигнал опасности: «непоправимая»? Но все же, тогда, в первый раз, Зельда совсем не походила на что-то опасное. Наоборот, она как будто сама была в опасности. В то лето она была похожа на ласточку. Билась обо все, но была такая же храбрая, такая же изящная, такая же серьезная, как ласточки. (Пауза.) Мне было очень странно потом увидеть ее здесь, у себя дома, в стае хищных птиц.

Том: Здесь, у Ван ден Бергов? Да, верно, только они называют это своим орлиным гнездом.

Они смеются.

Рассказывайте, рассказывайте дальше, Поль, пожалуйста. Значит, появилась Зельда в белой шляпе…

Поль: Я протянул ей руку, чтобы помочь войти в лодку, она подняла голову, чтобы не упасть, я увидел ее лицо, она посмотрела на меня, и мы отчалили. Я сразу ее полюбил. Я даже грести не мог, у меня не было сил, такое на меня напало счастье. Знаете, я был как половинка яблока, которая вдруг встретила другую свою половинку.

Пауза.

Том: А я встретил Дорис на вечеринке в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году на улице Лоншан, ее устроили кузены Ван Пееров. У нее было платье нестерпимо зеленого цвета и такие глаза!.. Она сразу меня выбрала.

Зельда: Что за выражение — «выбрала»?

Том: Да, я из тех мужчин, которых надо выбирать, брать и оставлять себе. Только это не так просто, знаете ли: меня надо было выбирать все время, на протяжении всей жизни. Помнится, однажды я заболел, у меня было два или три плеврита подряд, которые неожиданно дали осложнение на сердце. Болезнь научных работников. Дорис семь ночей просидела на стуле у моей постели. Я не видел ее, только чувствовал, что она рядом. Когда я женился на ней, она была толстой, не слишком уверенной в себе девушкой, с чуть кукольным личиком, и она мне поверила. На восьмой день я увидел, как она спит, сидя на стуле, прислонившись головой к подоконнику. Она была старше на тридцать лет, у нее была морщинка в углу рта и все та же вера в меня. На щеке виднелся влажный след, но это от усталости. Увидев, что я смотрю на нее, она строгим голосом велела мне спать — для моего же блага. Дорис всегда желала мне добра. Странный повод для любви, но это так. Кроме того, я знаю, что Дорис никогда никому не желала зла.

Зельда: Занятные вещи вы говорите. Наверное, это одна из причин, по которым я люблю Поля. Может быть, Поль — первый в моей жизни человек… который хочет добра… мне, а не моего… (Смеется.) Поль, ты хочешь добра?

Том: Если вы хотите добра мне, то отпустите меня: мне надо спать. Зельда, вечер был прелестный. Вы самые спокойные из обитателей этого дома. И самые веселые. Я полный ноль в психологии, но нервные волны я улавливаю. Спокойной ночи, Зельда. (Целует ее.) Спокойной ночи, господин садовник. (Пожимает руку Полю и выходит.)

Зельда: Я его обожаю. Ты не представляешь, сколько в нем доброты, сколько терпения. Я вполне допускаю, что Дорис — прекрасная сиделка, но на месте Тома я давно бы уже сделала маленькую атомную бомбу и разнесла бы в пух и прах наш милый семейный очаг…

Поль: Почему? Разве он не счастлив?

Зельда: Надеюсь, что работа его отвлекает. Но жить с Дорис в ее декорациях и с ее голосом — ты только подумай!

Поль: Мне кажется, ты слишком строга к Дорис. Ты ее никогда не любила?

Зельда (удивленно): Я?

Поль: Какой ответ… А что, любовь друг к другу у вас тут не в ходу? Это правда — то, что я только что сказал Тому: знаешь, я так удивился, когда увидел тебя здесь… (Мечтательно.) Моя чудна́я ласточка с ястребиным прошлым… Ласточка моя и две ее жертвы, или двое сообщников, которые ждали ее, ждут и будут ждать всегда… Странная у вас все-таки семья…

Зельда смотрит на него.

Если бы я вообще кого-нибудь боялся, вы напугали бы меня, но я никого и никогда не боялся, кроме себя самого… иногда… когда жизнь, окружающая действительность становились уж слишком трудно переносимыми…

Зельда: Странно слышать такое от тебя, которого окружающая действительность, кажется, всегда устраивала, разве не так?

Поль: Она и сейчас меня устраивает — из-за тебя, потому что я смотрю на нее глазами, влюбленными в тебя, но иногда и я тоже видел ее, эту действительность, плоской, жалкой, нескончаемой.

Зельда: Ты никогда не говорил мне о себе в такие моменты, я ничего о тебе не знаю, и чем больше мы разговариваем, тем больше узнаём друг о друге и тем больше хочется узнать, кажется, что нам никогда не хватит времени, чтобы узнать друг друга до конца. И чем больше мне хочется знать, тем больше мне хочется самой рассказать тебе. Но я никогда не смогу рассказать тебе все, потому что есть вещи, которые я забыла, я знаю, что забыла их… Мне хочется наконец прочитать это письмо, ну, знаешь, письмо Шарвена, которое я получила сегодня утром.

Поль: Ты его еще не распечатала?

Зельда: Нет. Я боюсь. Это глупо. Там, наверное, какие-то рекомендации, теплые слова, но оно — оттуда, а все, что оттуда, меня пугает…

Поль: Прочитай его или брось в огонь, все равно.

Зельда (успокоившись): Ты прав.

Зельда берет письмо, переворачивает его, хмурится, вскрывает и читает. Затем откидывается назад, роняет руки, которые свешиваются вдоль кресла, вытягивает ноги, закрывает глаза и застывает без движения.

Поль (встревоженно): Зельда! Зельда…

Она не отвечает. Он протягивает руку, касается руки Зельды, та разжимает пальцы, и письмо падает на пол. Поль подбирает его.

Зельда (не открывая глаз, спокойным голосом): Прочти его, пожалуйста. Вслух.

Поль (разворачивает письмо, читает): «Дорогая Зельда, когда Вы получите это письмо, меня уже не будет, я умру, и это к лучшему. Но я должен написать Вам: с человеком можно сделать что угодно, но нельзя заставить его всю жизнь бояться самого себя. Вы никогда не теряли рассудка. А вот я в тысяча девятьсот семьдесят пятом году был совершенно разорен, и Ваш муж и Ваша кузина Дорис в течение трех лет платили мне за то, что я держал Вас в своей клинике, в чем мне невольно помог один старый психиатр, который потом умер. С конца января они стали пичкать Вас наркотиками, а в конце марта, три года назад, Вы попали ко мне. Вот и все. Я не прошу у Вас прощения, потому что знаю: тому, что мы с Вами сделали, прощения нет и быть не может. Жан Андре Шарвен».

Поль прочел письмо, стоя у камина. Положив его на камин, он наклоняется к Зельде, берет ее руку и прижимает к себе.

Зельда (не открывая глаз): Ты понимаешь: я не сумасшедшая… Я никогда не сходила с ума и никогда больше не сойду. Поль, мне не надо больше прятать руки, когда они дрожат. Не надо самой дрожать по утрам, припоминая, что я сделала накануне. Не надо бояться увидеть страх в чужих глазах, в глазах Кантена, Лоранс… Не надо взвешивать каждое слово, прежде чем произнести его, не надо потом обдумывать, как оно было воспринято. Не надо бояться себя, Поль! Я могу теперь смотреть на себя в зеркало, не отводя глаз, смотреть без страха, без отвращения… Поль, я смогу снова нравиться себе…