Читать книгу "Гнев Ашара - Энгус Уэллс"

— Кровь Ашара! — проорал Нилок, изо рта показались лохмотья недожеванных грибов, они вывалились из слюнявых губ и запутались в бороде. — Говори, почему украл моего коня!

— Я… — Борс запнулся. — Я его не крал. А…

— Значит, ты спросил моего дозволения? — прогремел Нилок с красными бешеными глазами.

Борс покачал головой, затем с усилием и не переводя дух, выпалил пересохшим ртом слова, которые, как он надеялся, охладят гнев предводителя Орлы и предотвратят кровавый исход. — Я сделал то, что велел мне Посланец, хеф-Улан. Не более. Он так приказал!..

Тут Борс замолк. Его охватил еще пущий страх при воспоминании о словах Тоза: «Ты никому об этом не скажешь».

— Ну? — раздраженно произнес Нилок.

Борс облизал губы, перенося взгляд с одного лица на другое и нигде не встречая ни сочувствия, ни надежды. Все это было выше его понимания: он исполнил то, чего потребовал Тоз, а теперь его обвиняют в краже коня хеф-Улана, и он ничего не может объяснить, не грозя вызвать гнев колдуна. С мгновение он думал, что лучше бы отступник, преследовавший его, всадил стрелу меж лопаток — так помирать все-таки было бы легче. Наконец ему удалось промямлить:

— Посланец даст тебе объяснение, хеф-Улан.

— Посланец, — сообщил ему Нилок тяжеловесно и недобро, — скрывается у себя в жилище с самой ночи совета. Он никого не принимает. Посланец не откликается на мои просьбы вести нас. Посланец явно не расположен ничего объяснять, и я обращаюсь к тебе: объясни мне, что происходит.

У Борса словно разверзлась под ногами земля. Открылась бездна, в которой плясало яркое пламя Ашара. Его словно окутало жаром, пот лился по груди и спине, стекал с волос на бороду. Стало очень трудно дальше удерживать мочу. Он обреченно покачал головой и в отчаянии провел ладонью по лицу.

— Я сделал только то, что мне было велено, — пробормотал он.

— А я это знаю только с твоих слов, — прорычал Нилок. — Почему ты увел коня?

Борс чуть не выдал причину, но страх перед Тозом по-прежнему пересиливал страх перед хеф-Уланом. Поцелуй Посланца казался куда хуже кровавого орла, поэтому Борс только и сказал:

— Так мне велели, хеф-Улан.

— Убей его, — вмешался Вран. — Посланцу он служит или нет, говорю тебе, его надо убить.

Борс бросил на Врана ядовитый взгляд и в отчаянии предложил:

— Вы можете сообщить Посланцу о моем возвращении? Наверное, тогда он что-то скажет.

— После того, как отказался слушать меня? — проскрежетал Нилок. — Высоко ты себя ставишь, воин.

— Нет, господин, — ответил Борс, обретя от безумного ужаса невиданное красноречие. — Ты хеф-Улан Орды, никто из людей не выше тебя. Я червь. Я ничто. Я делаю только то, что мне велят. И я следовал приказам Посланца…

Он умолк. Хеф-Улан откинулся на стуле, вытирая с губ влажные куски грибов, темные глаза не сходили с лица воина. Новая волна страха разлилась по всему телу Борса, и он обнаружил, что мысли внезапно стали ясными. Он понял, что случилась какая-то невероятная ошибка, что он еще не видел Нилока Яррума таким злым и растерянным, ибо в его полыхающих глазах угадывалось нечто больше, чем ярость. Там было сомнение. Борс быстро окинул взглядом лица остальных, ища какой-нибудь зацепки. Вран выглядел просто злобным, но Дариен с Имратом хмурились, как если бы в них шла внутренняя борьба, а Баландир взирал на Борса с открытым любопытством.

Следующим заговорил Улан Кэрока.

— Ты сказал, что взял жеребца хеф-Улана по слову Посланца. Но ты не можешь… или не желаешь сказать нам, по какому слову. Не скажешь ли нам, что ты делал?

— Не могу, — и Борс икнул. — Душой моей клянусь, Улан Баландир, не могу. Я дал клятву.

— Кровавый орел не смотрит на клятвы, — сказал Вран с недоброй улыбкой.

— Я ездил по делу Ашара! — вскричал Борс.

— На моем коне! — рявкнул Нилок, но Борсу подумалось, что гнева в его голосе поубавилось. — И я хотел бы знать, почему.

— Хеф-Улан, я вернул коня! — сказал Борс, не уверенный, что простоит еще несколько минут, не обмочившись.

Несколько ужасно долгих мгновений Нилок смотрел на него, прежде чем раскрыть рот, а когда заговорил, голос звучал низко хрипло — с мрачной угрозой.

— Я решил посмотреть, как долго ты сможешь придерживать язык после того, как я начну вырезать тебе орла.

Больше не было возможности терпеть, и Борс простонал, когда вниз по ногам пролилась теплая влага.

— Он обмочился, точно трусливый пес, — фыркнул Вран, вложив в эти краткие слова свою неумирающую враждебность к Бор-су. — Пусть орел развяжет ему язык.

— Постойте, — заговорил Баландир, гладя свою важную бороду с серебряными нитями. — Мудрее поступить так, как он предлагает.

— Что? — Вран прикинулся крайне удивленным. — Или Улан могучего Кэрока уступает желаниям простого воина?

Баландир повернулся на стуле, пожирая Врана уничтожающим взглядом, который вызвал на дубленом лице Улана розовую краску.

— Я уступаю желаниям хеф-Улана и Посланца. Ты дерзнул бы вызвать его гнев?

Вран залился пуще прежнего. Глаза его опустились под немигающим взглядом Баландира, и он потянулся за рогом, дабы скрыть смущение. Глаза Баландира вернулись к лицу Нилока.

— Ты хеф-Улан, избранный посланием, Яррум, но может случиться так, что мы вызовем недовольство Тоза, умертвив его человека. Так что ради Великого Союза… Я все-таки предлагаю известить его.

Некоторое время Нилок жевал усы, затем кивнул, покосившись на безмолвствующих Уланов Вистрала и Гримарда.

— Вы что скажете?

Дариен пожал плечами, потянув висящее в левом ухе золотое колечко:

— Стоило бы последовать совету Баландира. Тогда мы хотя бы можем положить конец этому ожиданию.

Имрат пожевал кусок гриба и выплюнул на меха, устилавшие пол.

— Наверное, — согласился он, — я предпочел бы избежать гнева Посланца.

— Так! — внимание Нилока вернулось к Борсу. — Похоже, что тебе не суждено умереть. Дьюан!

Предводитель гехрима прошел сквозь занавеси, шлепнув себя правой рукой по груди в знак приветствия.

— Да, хеф-Улан?

— Ступай к Тозу и сообщи ему, что конокрад вернулся, — приказал Нилок. — И попроси посетить меня.

Дьюан наклонил голову: мол, все понял, — и раздвинул шкуры. Пока глава гехрима ходил, Борс наблюдал, как клубится дым, молча молясь Ашару, чтобы чародей поспешил ему на выручку. Мокрые штаны облепили ноги, усиливая жжение, которое осталось в них после бешеной скачки. Все тело было потным, рубашка отяжелела. Внезапно накатила усталость, конечности затвердели и налились свинцом, под черепом мерно заколотилась глухая боль. Он ни с того ни с сего подумал: а где же Сулья? И ждет ли его, как он ждет решения своей участи? Хотелось выйти, вернуться домой, содрать с себя грязную одежду, велеть жене омыть себя и принести душистого вина, а затем повалиться с ней на мягкие меха. Вместо этого он стоял навытяжку, зная, что если чуть расслабится, то задрожит, а то и опозорит себя, пав на колени. Борс, не мигая, смотрел прямо перед собой, выбрав для этого одну из жаровен, которые свешивались с кровли палатки, и любуясь, как вьется вперед и вверх ароматный дымок, касается свода шатра и медленно стекает к единственному отверстию. Он не посмел обернуться, когда услышал, как сзади со шлепком разошлись бычьи шкуры, и Борса овеял порыв свежего воздуха. Воин подумал: только бы не закричать, если это Дьюан.