Читать книгу "Дневник покойника - Андрей Троицкий"

Подхватив канистру, прошел в спальню. Включив свет, увидел высокую кровать, на которой мог бы приземлиться небольшой самолет. Взбитые пуховые подушки пахли духами, а порывало, вышитое вручную, отливало золотым блеском. Он открыл канистру и вылил бензин на супружеское ложе. Затем, отступая к двери, разлил жидкость по полу гостиной и холла. Вышел на улицу, плеснул остатки на крыльцо. Достал мятый коробок спичек, чиркнул одну и от нее зажег серные головки других спичек. Отступив назад, бросил коробок в бензиновую лужу.

Горячая волна поднялась высоко, жар ударил в лицо. Пришлось сбежать с крыльца вниз, взять за ворот пиджака и оттащить на несколько шагов от дома сначала Николая, а за ним и Руслана. Дима обшарил карманы парней и выудил ключи от двух машин. Некоторое время он стоял и смотрел, как пламя быстро поднимается все выше и выше, заполняет собой внутреннее пространство дома.

Окна спальни ярко осветились изнутри, вспыхнули занавески, рамы, лопнули стекла. Радченко вытер пот и, наклонившись, с размаху влепил пощечину Руслану. Тот открыл глаза и снова захотел их закрыть, симулируя беспамятство, но Дима добавил слева. Из носа Руслана выползла темная кровяная полоска.

– Где сейчас Дорис? – спросил он, для убедительности вытаскивая из штанов заржавевший нож и приставляя лезвие к горлу собеседника. – Ну, где?

– За столом, наверное, сидит, – прошептал Руслан. Охваченный ужасом, он глядел на горящий дом и не мог поверить тому, что видел. – Это ведь ее свадьба.

– Ее свадьба? Ее? – переспросил Радченко. И влепил кулак в физиономию Руслана. – Ее свадьба… Мразь… Сука такая…

Он зашагал к навесу, где стояли две почти новые машины друзей жениха. Это были небольшие седаны корейского производства, отличающиеся один от другого только цветом. Выбрал серый, с затемненными стеклами, сел за руль, дал задний ход. Чтобы не тратить время на разворот, сломал ограду задним бампером и выехал на дорогу.

Хотя на улице стоял теплый вечер, в следственном кабинете было прохладно и почти темно. Девяткин, сидевший за письменным столом, включил электрическую лампу и лениво шуршал газетой. Он приказал контролерам снять наручники с подследственного и предложил Муратову сесть по другую сторону стола на привинченный к полу табурет.

– Ну что, как жизнь? – задал он самый глупый и бессмысленный вопрос, какой только можно было придумать.

– Отличная жизнь. – Муратов потер запястья, на которых остались розовые полосы от браслетов. – Чудесная. Хотите посмотреть на мои ребра, на спину?

– Ну, к чему этот стриптиз? – усмехнулся Девяткин. – Меня такие штуки не возбуждают.

– Послушайте, я вам вот что скажу. – Муратов почувствовал, что правая щека дергается и он не может с этим справиться. – Хотите меня до смерти забить? Что ж, значит, я сдохну. Но вы ничего не получите, кроме моего трупа. Ничего. Я сам в ментовке почти двадцать лет отработал. Мне все ваши приемы известны. И вот что скажу: меня не расколоть. Ни при каких обстоятельствах. Можете подсаживать ко мне в камеру уголовников, не пускать адвоката, можете пытать меня. Но ни хрена не добьетесь. Говорю по буквам. Ни хре-на.

– Хватит выделываться. Эта роль, может быть, получилась бы у Смоктуновского. Но ты – не он.

– Я отказываюсь давать показания.

– Хорошо, я принял это сообщение к сведению. – Девяткин свернул газету. – Сообщу тебе все, что известно следствию, а ты уже сам решишь, как себя вести дальше.

– Я уже все решил, и говорить не о чем.

– Дослушай, – спокойно продолжал Девяткин. – И не торопись с выводами. Мы с тобой первый раз встретились на даче артистки Лидии Антоновой. К тому моменту, когда мы с местными ментами прибыли на место, ты уже «положил» артистку и ее мужа. Одного милиционера прикончил, второго тяжело ранил. Я погнался за тобой, но… Но, на твое счастье, я провалился в канализационный колодец и сломал ногу. Ты убил Антонову по заказу Игоря Грача. Сработал плохо, грязно. Лишил жизни невинных людей. Кроме того, на месте преступления оставил следы. Отпечатки пальцев на оконном стекле, пригодные для идентификации, несколько волосков, микрочастицы одежды.

– Я даже не знаю, о чем базар. Это бред. Обратитесь к психиатру.

– Правда, после убийства ты не сильно волновался. Ведь никто не видел твоего лица и той машины, на которой удалось удрать. А те, кто видел, уже ничего не расскажут. Кроме того, ты бывший мент, а не уголовник. Твоих пальцев нет в картотеке, на учете ты не состоишь. Ни с какой стороны к тебе не подобраться.

– Хрень все это, – бросил Муратов. – Страшилки для деток.

– Поэтому ты спокойно принял у Грача новый заказ: артист Борис Свешников. Тебя не волновало, что Свешников одинокий больной человек, заслуживающий сострадания. Он всю жизнь отдал сцене, но не получил ни славы, ни денег. Впрочем, для тебя понятие «сострадание» – штука абстрактная. Ее на кусок хлеба вместо масла не намажешь, на банковский счет не положишь.

– Вранье! – крикнул Муратов. – Я не киллер, заказы ни от кого не принимаю.

– Дослушай, потом будешь вякать. Ты явился к Свешникову поздно вечером. И он открыл дверь без вопросов, потому что на тебе была полицейская форма. В доме толстые стены, крики соседям не слышны – ты это знал. Поэтому на кухне снял свой форменный китель, повесил его на спинку стула, чтобы не запачкать кровью, и для начала, так сказать, для разминки, избил Свешникова.

– Ерунда, не было этого.

– Было, было. Все твои действия воспроизвели эксперты-криминалисты. По делу Свешникова я назначил более десятка экспертиз, так что картина происходившего в его квартире весьма точная. Ты что-то хотел узнать, о чем-то спрашивал старика, а он не знал ответа или не хотел говорить. Ты избивал его на кухне, в прихожей, в большой комнате. Свешников вырубался, ты сидел и ждал. Когда он приходил в себя, бил его чем попало. Уже среди ночи ты понял, что разговор ни к чему не приведет. Воткнул ему заточку под сердце и обломал рукоятку, оставив клинок в теле. Такие заточки из напильников изготавливал твой покойный подельник Максим Клоков, тот самый, которого я подстрелил на даче Антоновой. Втыкаешь заточку, обламываешь клинок, деревянную ручку кладешь в карман. Нет крови, нет следов. Удобная вещь. Правда?

– Брось! Меня на слове не поймаешь.

– Твоего слова не требуется, – сказал Девяткин. – В квартире Свешникова на кухонном столе, покрытом клеенкой, ты оставил свои пальцы. И еще на окне в гостиной, там, где ты его кончил. Хорошие пальчики, четкие, словно в типографии напечатанные. Доказательств достаточно для обвинительного приговора. Даже твоих признательных показаний не требуется.

– Что лепишь, мент?! – заорал Муратов. – Фуфло все это! Доказательств у тебя ноль. И пальцев моих нет.

– На днях тебе предъявят официальное обвинение. Через месяц я оформлю все бумаги и передам дело в суд. Можешь нанять себе десяток адвокатов. Это будет пустой тратой денег. После суда тебя доставят на остров Огненный. Да, да. В страшную тюрьму, где сидят самые опасные подонки, приговоренные к пожизненному заключению. Место как раз для тебя.