Читать книгу "Маара и Данн - Дорис Лессинг"

События, которые эта сначала девочка, затем девушка, а потом уже молодая женщина пыталась вспомнить, не отличались сложностью или запутанностью. Ее тащили куда-то сквозь ночную тьму: то несли на руках, то вели за руку. Не видать ни зги, лишь звезды в бездонном небе. Потом впихнули в какое-то помещение и приказали помалкивать. И исчезли. Она не запомнила, даже не заметила лиц — слишком все спешно, скомканно происходило, — но понимала, что это ее люди, ее народ. Комната совершенно чужая, незнакомая, каменный мешок. В центре какая-то конструкция из камней, вроде стола. Всю свою жизнь она видела такие дома. В них жили скальные люди, чужаки. Взаимное презрение. Она часто видела скальных людей на дорогах. Те прятались, когда видели людей ее народа. Она приучилась не любить скальных людей, боялась их, считала уродами и не слишком к ним присматривалась.

Одна в большой пустой комнате. Вода! Где у них вода? Она принялась искать воду. Но в комнате воды не оказалось. На столе ничего, кроме огарка свечи, торчавшего из лужицы собственного расплава и грозившего вскоре угаснуть. Где ее брат, ее маленький братик? И его тоже тащили сквозь тьму, она знала это. Она звала его, когда ее схватили и унесли из дому — спасли, как она сразу же поняла. Рука несущего зажала ей рот: «Тихо!» Она слышала голос брата, и когда он внезапно смолк, то поняла, что и ему на рот опустилась чья-то рука.

Ее лихорадило, бросало в жар, и непонятно ей было, то ли это болезнь, то ли мучает беспокойство за судьбу брата. Она подошла к тому месту в стене, в которое ее впихнули, — к камню, передвигавшемуся по неглубокой канавке и служившему дверью. Тяжелым оказался этот камень, и она уже отчаялась сдвинуть его, как вдруг он сам собою подался прочь и к ней с воплем бросился брат. От его крика у нее похолодела спина. Она обняла его и увидела за ним мужчину, который, глядя на нее, поднес одну руку ко рту, другою указывая на ребенка: «Тихо, тихо!» Она моментально зажала разинутый рот братишки, ощутила его зубы в ладони, но руки не отдернула, лишь отшатнулась и прижалась к стене, чтобы выдержать его вес.

— Ш-ш-ш-ш, тише, тише! — И припугнула его — и себя тоже: — А то сейчас злой дядька прибежит!

Брат затих, прижался к ней крепче, дрожа всем телом. Мужчина, доставивший мальчика, не остался в хижине, он о чем-то шептался с какими-то невидимыми в темноте людьми. Вошел еще кто-то, и она чуть не вскрикнула, ибо ей показалось, что вошедший и есть тот самый злой дядька, которым она пугала брата. Но нет, он только похож на того, злого… Она, собственно, даже успела издать звук, завопила было, но только пискнула, вовремя заткнув себе рот ладошкой.

— Я думала… я думала… — бормотала она.

— Нет, это был мой брат, Гарт.

На нем, как и на том, черно-красная рубаха, которую он тут же стащил с себя, оставшись совершенно голым, как делали ее отец и братья, когда готовились к ритуалам. Но отец и братья украшали себя множеством золотых подвесок, браслетов на запястьях и лодыжках, так что голыми не казались. Однако пришелец выглядел таким же утомленным, как отец и братья, а когда он отвернулся, надевая другую, принесенную с собою тунику, она увидела на его спине рубцы от ударов бичом; некоторые еще кровоточили, другие уже затянулись, подсохли. Он натянул через голову длинную, мешком, бурую рубаху, и она опять с трудом подавила крик: такие рубахи-мешки носили скальные люди. Он стоял перед нею, подпоясываясь тряпицею такого же буро-коричневого цвета. Стоял, пристально глядя на нее, а потом перевел взгляд на ее брата. Как будто почуяв взгляд, мальчик поднял голову и взвыл; так собака воет на луну. Она снова зажала брату рот, не той рукой, ладонь которой он уже прокусил до крови, а другой, неповрежденной. И прошептала:

— Не бойся, это не тот человек, это его брат. Это не злой дядька.