Читать книгу "Доклад Генпрокурору - Вячеслав Денисов"

Отряхнув рукава, Кряжин внезапно успокоился и махнул рукой Пермякову – на улице искали дверь в ангар и никак не могли найти. Врачи и кто-то из прокуратуры, судя по разговору.

– Владимир Павлович, – сказал Иван Дмитриевич, – материал об избрании вам меры пресечения уже сегодня поступит в суд. Больное сердце и адвокаты не помогут. Ведь вас поместят в специализированную тюрьму. Для больных. Там у вас будет предостаточно времени, чтобы подумать о моем интересе к мешкам. Окажу вам услугу: я буду ждать ваших правдивых показаний до обеда завтрашнего дня. А сейчас склад будет опечатан.

Июнь заканчивался, и сибирский климат обещал в середине лета настоящее пекло. Кряжин смотрел на небо и с жалостью думал о Вадиме Андреевиче и Пермякове, которым придется здесь остаться.

– Ты правду говорил? – спросил Пащенко, едва «Волга» выехала за ворота. – Ты знаешь причину смерти Оресьева на самом деле или это проговорка?

Кряжин покачал головой.

– Я знаю наверняка. Но у меня нет главного. Исполнителей его убийства. Тот случай, когда логика остается на заднем плане развивающихся событий. Обычно есть исполнители, – посмотрев по сторонам, Иван Дмитриевич вдруг вспомнил. – Где Харин проживает, ты говорил?

– На Крылова, в центре. В двадцати минутах ходьбы от твоей гостиницы.

Кряжин покачал головой. Что-то в его планах срасталось, и терновский прокурор имел возможность в этом убедиться. Лицо «важняка» из Москвы светилось каким-то странным огнем и было загадочно, как никогда.

– Вадим, дай команду, чтобы этот склад не охранялся.

– Охранялся – ты хотел сказать? – удивился Пащенко.

– Я не оговорился, – отрезал Кряжин. – У склада не должно быть ни одного мента. Они должны быть за забором завода и с внешней стороны заводоуправления. Но в одном из цехов, откуда видно склад, через полчаса уже должна сидеть толковая группа оперов и не высовывать носа. Не жалей ментов, если нужно, объясни начальнику вашего УВД позицию по этому вопросу Генеральной прокуратуры. А сейчас знаешь что?... Ты меня накормить обещал?

Вадим Андреевич улыбнулся, но ответил на это предложение странно:

– Что за «о н о» на складе?

– Дерьмо, Вадим Андреевич.

– Спасибо за откровенность, Иван Дмитриевич, – на этот раз Пащенко обиделся. Парадоксально, но именно последний эпизод свидетельствовал об установившихся доверительных отношениях. – Почему не стал вскрывать и обнаруживать? – прокурор не удивлялся, он просто пытался понять ход мысли коллеги.

– А если его там нет?

И это был более чем исчерпывающий ответ.

В гостиницу Иван Дмитриевич вернулся, когда часы в ее холле показывали половину шестого вечера. Своей беспримерной дотошностью и скрупулезностью Кряжин удивлял не только следователей Терновской области, давно привыкших к подобным манерам, но и самого Пащенко. Казалось, следователь из Москвы точно знал, куда нужно идти на незнакомом заводе, что смотреть и какие выводы делать. Находясь в городе всего два дня, он управлял расследованием, словно занимался этим в Тернове всю жизнь. Со стороны могло показаться, что у него есть хороший советник в делах, и многие при возникновении этой мысли тотчас косились на Пащенко, однако тот сам не понимал, как можно впрячь в одну повозку коня и трепетную лань и при этом находиться впереди.

Кряжин успевал везде, меняя стиль разговора, его тон и направление. Все зависело от того, кто перед ним находился, и почти мгновенное распознавание существа собеседника у многих вызывало невольное удивление. В разговорах он ошибся лишь дважды. Когда стал прокачивать главного бухгалтера по принципу допроса в условиях активного сопротивления и на второй минуте разговора у того на глазах появились слезы и когда добрых полтора часа разговаривал со статистической учетчицей. Выбил у последней совершенно точные признания, именуемые в бытовой криминалистике показаниями «в цвет», а после выяснилось, что дама находилась в полуторамесячной командировке и по последним семи поставкам в Закавказье просто ничего не могла пояснить априори. Однако эти ошибки были лучшим доказательством того, что Кряжин на верном пути. Главный бухгалтер «поплыл» гораздо раньше, чем Иван Дмитриевич рассчитывал, и стал давать полный расклад по всей финансовой документации и госзаказа, и попутных перевозок. С ним можно было обойтись меньшими нервами, просто распахнув перед ним Уголовный кодекс, но Кряжин ошибся, и вскоре ему пришлось успокаивать главбуха, чтобы тот пришел в себя и начал выдавать ясные мысли.

А как рыдал человек («...от семи до двенадцати...»), как терзался и страдал...

Со статучетчицей, несмотря на явный промах со стороны следствия, произошел казус из разряда досадных для руководства завода. Не имея представления о ситуации с госзаказом, она стала раскрывать технологию превышения цен в прошлом, что немедленно дало основание Кряжину озадачить Пащенко в этом направлении.

Поняв, что дело неблагополучно не только для завода, но и для их политической карьеры, Рылин и Каргалин, любители бардовского творчества Павла Федоровича Оресьева, пользуясь депутатской неприкосновенностью, убыли в Москву. Потеря завода могла обратиться в настоящую катастрофу, если бы в их отсутствие в столице начались пересуды политических противников. Иван Дмитриевич понимал, что рано или поздно это произойдет, поэтому по поводу отъезда не протестовал. Впрочем, он все равно не имел права ограничивать свободу передвижения депутатов Государственной думы. Будет или нет Генеральный ставить перед нижней палатой вопрос о снятии с Рылина и Каргалина этого статуса – вопрос второй. Сейчас на первом месте значился сбор необходимых для этого доказательств. Очень уж не хотелось Ивану Дмитриевичу, чтобы Генеральный в Думе выглядел, мягко говоря, неловко.

Зато никаких статусов, за исключением руководящих, не было у Харина и его команды, поставленной сопредседателями «Отчизны» во главе Терновского цементного завода. Уже в обед Харин – исполнительный директор, Фелофьянов – финансовый директор и Зайкин – директор коммерческий решением Центрального районного суда города Тернова были взяты под стражу. Оставался еще главбух, но на меру пресечения в отношении его Кряжин почему-то наложил мораторий. Точнее сказать, не применил меры, связанной с арестом. Пащенко ходатайствовал перед судом о подписке о невыезде, и суд это ходатайство удовлетворил.

– Финансовый кудесник все-таки, – предупредил Кряжина терновский прокурор. – Ядро орешка.

– Я знаю, – был ответ.

Наблюдая за ходом собственного расследования, Иван Дмитриевич все больше убеждался в том, что безнаказанность порождает все более чудовищные формы беззакония. Уверенность руководителей и учредителей цементного завода в том, что они недосягаемы, была столь велика, что к моменту приезда следователя они оказались совершенно беззащитны. Святая вера в то, что в их вотчину, являющуюся кормушкой высоких должностных лиц из Москвы, никто не сунет нос глубже, чем это ему позволят сделать, позволяла даже не делать приписок. Финансовая информация проходила в документах открытым текстом, ничуть не стыдясь самой себя и не маскируясь за подписками и подчистками.