Читать книгу "Тайная книга Данте - Франческо Фьоретти"

Он вдел ногу в стремя и вскочил на лошадь. Бонтура с ним даже не попрощался. Он тут же вернулся в дом, чтобы еще раз осмотреть новый товар.

Слуга проводил Даниеля в кабинет. Рыцарь оказался в большом зале. Мессер Моне ждал его с нетерпением, он, как всегда, сидел за столом, а перед ним лежали счеты и деловые бумаги.

— Все прошло отлично, — сказал француз, чтобы прервать молчание. С этими словами он протянул Моне ворох бумаг, на которых были подробно описаны все счета и выручка от продаж. — А мессеру Бонтуре я привез трех таких потаскух, что от одного взгляда на них твой маленький христос тут же воскреснет. То-то будет потеха, настоящий праздник жизни!

Однако мессер Моне его не слушал, по крайней мере, он сделал вид, что не слышал ни слова. Он внимательно разглядывал счета и делал себе какие-то пометки. Операция была действительно очень удачной, Даниель отлично поработал. Жаль вот только, что ордена больше нет. Пока тамплиеры были в чести, компания его деда и отца проворачивала огромные дела, а потом и он сам смог солидно подзаработать на Крестовых походах. Деньги просто текли рекой. Король Неаполя помог семье Моне занять первое место среди поставщиков крестоносцев. Сначала они снабжали Акру, а затем Кипр. Зерно текло рекой со складов прямехонько на корабли рыцарей Храма, а те, как известно, налогами не облагались. И все это под предлогом снабжения походов. Вырученные деньги плавно перетекали в кредитные кассы. Когда Филипп Красивый Французский собрался объявить о том, что орден будет распущен, а тамплиеры уничтожены, мессер Моне чистосердечно всплакнул. У него были свои люди при французском дворе с тех самых пор, как Филипп IV, выискивая средства для финансирования походов во Фландрию, присвоил себе имущество всех еврейских и итальянских банкиров. Но двое остались — Альбицци да старый лис Мушьятго Францези, они вовремя успели дать королю в долг на весьма выгодных условиях. Совсем не то был король английский: тот всегда брал в долг под гарантии, взамен денег он часто предлагал таможенные льготы на вывоз английской шерсти. Благодаря такому обмену английская шерсть шла во Флоренцию почти даром, зато была дорога в других городах. А вот Филипп мог предложить в качестве залога только свои драгоценности да те сокровища, которые он надеялся вытрясти из закромов тамплиеров. Дни его жертв были уже сочтены.

Тогда Альбицци и Мушьято решили подсуетиться: они затеяли переговоры о том, чтобы выкупить все имущество тамплиеров в Италии, до которого могли дотянуться. Акты о продаже были почти готовы, но ростовщики медлили и, когда в 1307 году французские предводители ордена были арестованы, все еще выжидали, чтобы цены упали, так как ходили слухи о том, что имущество тамплиеров будет конфисковано в пользу Церкви. Вслед за тем они подкупили служителей и казначеев ордена и получили все по мизерным ценам, спустя некоторое время снова перепродали все по рыночным ценам, получив баснословные барыши.

Даниель отлично подходил господину Моне для подобных дел, он хорошо работал и имел нужные связи, к тому же и сам неплохо на этом зарабатывал и поэтому был заинтересован сделать все в лучшем виде. Господин Моне закончил читать отчет: прибыль была огромной. На последней странице были перечислены непредвиденные расходы, которые хозяин еще не оплатил.

— Чекко д'Асколи? Кто такой? — спросил он Даниеля.

— Он не имеет никакого отношения к делам, — ответил тот. — Мы просто дали ему денег, чтобы он помешал распространению Комедии Данте, и он неплохо поработал.

Даниель показал рукопись поэмы, которая была украдена из дома поэта. Он положил ее на стол, прямо перед господином Моне, который пристально смотрел на него.

— Остальные деньги пошли на подкуп шлюх. Есть еще кое-что по делу Данте. Как вы и просили, его тихонько убрали, а за ним и исполнителей. Я случайно встретил в Болонье одного человека, который непонятным образом был в курсе всех дел; пришлось от него избавиться.

«Он говорит о Джованни Алигьери, — подумал синьор Моне. — Чертов мальчишка, кто еще это мог быть?»

— Никто не просил тебя убивать Данте, — произнес банкир, — я такого никогда не требовал.

«Лицемер проклятый, — подумал Даниель, — ты велел сделать так, чтобы Данте не смог закончить поэму, а как еще можно помешать поэту писать стихи? Руки ему отрубить? Тогда он сможет диктовать, а желающие записать всегда найдутся. Язык ему вырвать? Некоторые, говорят, и ногами пишут…»

Господин Моне встал, взял рукопись и бросил ее в горящий камин.

— Вам хотя бы удалось помешать ему завершить работу?

— Да, Рай не закончен, не хватает последних песней.

Старый банкир подошел к окну и посмотрел на город.

Флоренция была у него как на ладони. Здесь ему был знаком каждый дом, каждая лавочка, каждый склад, что были во владении семьи Моне. Нет, он никогда не приказывал убить Данте. Он всегда был добрым христианином, почитал Церковь. Дела делами, состояние надо приумножать, это еще в Евангелии сказано, но сколько лично он пожертвовал Церкви — и не сосчитать!

Он не хотел этой смерти. Но когда ты влиятельный человек, обычно так все и происходит. Твои слуги, надеясь тебе угодить, зачастую идут гораздо дальше твоих собственных намерений. Если ты один из сильных мира сего — такое случается довольно часто. «Что ж, такова, видно, воля Божья!» — подумал он. Конечно, то, что Данте умолк, Моне было приятно; когда черные гвельфы по его указке выгнали Данте из Флоренции, он уже надеялся, что с поэтом покончено навсегда. Он сделал это не из личных побуждений, а во благо города. Поэт был слишком горяч: когда он участвовал в городском совете, то все время встревал в дела, разобраться в которых было ему не под силу. Он не раз выступал против того, чтобы посылать флорентийские войска на помощь папе… Он не любил войны и высказывал мысли, которые были прекрасны, но очень далеки от действительности; устройство современного общества, проведение деловых операций — ни в том ни в другом он ничего не понимал. «Ведь у Флоренции с папой заключено особое соглашение, нам уже пора взыскивать по кредитам, и отказать папе не так-то просто!.. — думал Моне. — А то, что солдаты гибнут, так ведь это их работа, за это им и платят… В конце концов, Данте легко отделался: изгнание — это ведь все-таки не казнь… Да что он вообще о себе возомнил? Взялся писать эту свою Комедию, где… где моя милая, моя обожаемая жена, моя отрада и мое горе… где бедная Биче (он ее называет Беатриче) нисходит из рая, чтобы спасти этого Данте, потому что он потерялся в темном лесу. Бред какой-то, с какой стати ей это делать? Уж не потому ли, что он всюду таскался за ней, пока был молод? Да уж. Но ведь это полная ересь, пусть и похоже на красивую сказку. Ведь в Писании ясно сказано: не возжелай жены ближнего своего: это тяжкий грех! Неужели бы Господь спас поэта, согрешившего против Его заповеди? Нет, это совершенная чепуха».

Но где-то в глубине души Моне подозревал, что Данте написал Комедию только для того, чтобы ему отомстить. Он хотел изменить свой жребий, взять реванш за проигранную партию, пусть даже все это было только в воображении. Он передергивал карты пасьянса судьбы. К превеликому сожалению, эта нелепая фантазия имела огромный успех, и мессер Моне никак не мог найти этому объяснение. Поэт и вправду мог победить его. Но что за выигрыш его ждал?