Читать книгу "Новик - Геннадий Борчанинов"

его будущего предательства. Хотя вполне возможно, что князь ещё даже и не думает о бегстве в Литву. Пока он не в опале, пока царь не начал выискивать измену. Пока он среди любимчиков и пока военная удача на стороне Москвы.

Может быть, что князь просто из тех, кто предпочитает топить за победителя. Вернее, за того, кто кажется вероятным победителем. Будь он советским генералом накануне Великой Отечественной, наверняка перешёл бы к власовцам.

И лично я ему доверять не мог. Курбский говорил, что войско магистра получило по зубам возле Юрьева и Лаиса, и это, скорее всего, на самом деле так, но по моему мнению, нужно было спешить и добивать ливонца, пока он не оправился от удара.

Самовольную вылазку он точно не оценит. Да и до Юрьева отсюда — четыре дня пути. Действовать силами одной сотни пеших стрельцов на вражеской территории — всё равно что пригласить ливонцев на нашу собственную казнь. Будь я на месте Курбского, отправил бы поместную конницу и татар в набег, «воевать землю», как нынче выражались, а пехоту и артиллерию отправил бы осаждать крепости, начиная с Мариенбурга. Он, во-первых, ближе всего к Пскову из орденских крепостей и городов, а во-вторых, запирает путь к западной Ливонии, которую, по-хорошему, надо отрезать от Литвы. Устроить Курляндский котёл вермахта за четыреста лет до вермахта.

И я решил обратиться к воеводам других полков. Думаю, не только меня беспокоило это промедление. Немец отдохнёт и залижет раны, пока мы прозябаем тут, в Пскове. Да, зима была суровой, холодной, малоснежной, и в таких условиях воевать и осаждать крепости непросто, но и мы не сахарные. Не растаем.

Я немного отдохнул вместе с Леонтием, выпил горячего сбитня, а затем отправился обратно в город, в кремль. Искать единомышленников.

Народу в крепости было полно, так что я даже не особо выделялся в своём дорогом доспехе. Наоборот, я выглядел ещё одним знатным воеводой, которого лучше не злить. Я поднялся на стену, взглянул на реку, затянутую льдом, где псковские бабы сновали к проруби и обратно. Неподалёку стоял скучающий пушкарь, и я подошёл к нему.

— Засиделись мы здесь, — хмыкнул я, словно бы в пустоту.

— Верно сказываешь, боярин, — вздохнул пушкарь. — Засиделись.

Я, конечно, толком даже не успел расположиться, едва приехал в город, но общее мнение поддерживал. Нечего просиживать за городскими стенами, когда немец дрожит в страхе, что русские полки придут его наказывать. Нужно пойти и наказать.

— Местный, али прибыл откуда? — спросил я.

— Вологодские мы, наряд боярина Морозова, — сказал пушкарь.

— Морозов это который? — спросил я.

— Михаил Яковлевич, — уточнил он. — Морозов-Поплевин. Шибко он до огненного боя любитель. В Казани нарядом командовал.

Артиллерией, то есть. Интересно даже стало с таким человеком познакомиться. Уж всяко не повредит.

— Он тоже говорит, мол, всё одно сидим, так лучше бы хоть на осаде сидели, — без задней мысли выдал пушкарь. — Тут этих крепостей, аки грибов по осени, под каждой берёзой. Замаемся брать.

— А где сыскать его можно? — спросил я.

Пушкарь покосился на меня, заметно напрягся.

— Поговорить с ним хочу, авось всем миром уболтаем воевод в поход выйти, — пояснил я.

— А, фу… Так тут он, в крепости, — сказал пушкарь.

Он объяснил мне, где и как найти боярина, я пожелал ему удачи и спокойного караула, а затем отправился на поиски этого самого Морозова. Я и сам начал верить в свою идею. Подговорить воевод других полков на то, чтобы выйти в поход, прогнуть Курбского. Власть заканчивается там, где начинается неподчинение, которое ты не можешь одолеть, и Курбский ничего не сможет поделать, если все воеводы затребуют идти в поход. Некрасиво, конечно. Прямое нарушение принципа единоначалия. Но если начальник не хочет выполнять свои обязанности, приходится идти на различные ухищрения.

Боярин нашёлся в арсенале, среди пушек и пищалей. Дородный, румяный, с широкой длинной бородой, он вовсе не походил на любителя пострелять из пушек, но внешность обманчива. При моём появлении он почему-то насторожился, видимо, мой богатый доспех ввёл его в заблуждение.

— Боярин Морозов? — спросил я, даже несмотря на то, что пушкарь дал мне довольно точное описание.

— Ну, я, — пробасил он. — А ты, стало быть…

— Никита Степанов сын Злобин, голова особой стрелецкой сотни, — представился я.

— Славно, должно быть, стрельцы нынче служат, что сотники в таких броньках щеголяют, — хмыкнул он.

— То подарок царский, за другое, — сказал я. — Я же о другом поговорить хотел.

— Ну, сказывай, — произнёс боярин.

— Засиделись мы в Пскове, — прямо сказал я. — Не находишь?

Он вновь насторожился.

— Когда князь решит, тогда и выступим, — осторожно произнёс он. — Поспешишь — людей насмешишь.

— Тихо идёшь — беда догонит, шибко идёшь — беду догонишь, — парировал я. — Мы пока тут сидим, ливонец раны зализывает да крепости починяет, к осадам готовит.

Боярин хмыкнул, сложил руки на широкой груди.

— Не терпится славы ратной добыть? — спросил он.

— А коли и так, разве плохо? — спросил я, улыбнувшись.

— Славы на всех хватит, — сказал он. — У ливонцев крепостей много.

— Вот и надобно их бить, покуда им подкрепление не пришло. Сигизмунду они присягнуть хотят, — сказал я.

— Кому? — не понял боярин.

— Жигимонту, полякам, — поправился я.

Морозов помрачнел. Польско-литовские войска — грозный противник, как ни крути.

— Откуда ведаешь? — спросил он.

Я посмотрел на него выразительно, мол, вопрос неуместный, и он смолчал, не стал настаивать.

— Тогда, стало быть, и правда медлить нельзя, — пробурчал он. — Пойдём-ка со мной. Иван Фёдорович мне что-то похожее сказывал.

Я кивнул, пропустил боярина вперёд, пошёл следом. Вот и первые союзники. Морозов по пути спросил у одного из здешних воинов, у себя ли Иван Фёдорович, и получил утвердительный ответ. И мы направились к нему.

Иваном Фёдоровичем оказался не абы кто, а князь Мстиславский, воевода Большого полка, фактически заместитель Курбского. Полководец опытный, закалённый в боях, он мне напоминал медведя, вставшего на задние лапы. Жёсткая борода мочалкой закрывала почти всё лицо, грузная фигура скрывала развитую мускулатуру, свирепый взгляд выдавал недюжинную сообразительность. Опасный противник, что в сабельной рубке, что в конной сшибке, что в тактике, что в стратегии.

— Видеть меня хотел, Михайла