Читать книгу "Эйсид хаус - Ирвин Уэлш"

— Слушай сюда, Брай, — прервал меня он, агрессивно покачивая головой. — Вообще не стоит лить слезы по Слепаку. Ты же знаешь, что он был доставучий мудак. Этот урод получил бы свое в конце концов тем же образом, как я это вижу.

— Слепак мог видеть это немного по-другому, — ответил я, неожиданно осознав отвратительную иронию того, что сказал. Бедный ублюдок. Я чувствовал себя ужасно. Рокси не щадил меня.

— Слепак вообще ни хуя не видел, вот поэтому его и звали Слепаком, — сказал он, исказив свое лицо в жестокой усмешке.

И снова мне захотелось уехать. Я окружен демонами и монстрами. Мы все плохие люди. В этом мире не осталось надежды. Я вышел и побрел вдоль заброшенной железной дороги, рыдая навзрыд из-за бесполезности всего этого.

9

ПЛАСТИЧЕСКАЯ ХИРУРГИЯ

Я сижу, схватившись за лицо обеими руками; или так это кажется со стороны. Я осознаю, что вокруг меня люди, и их оскорбительные для меня вздохи свидетельствуют о том, что дела плохи. Я знаю это. Кровь течет сквозь мои пальцы и капает на деревянный пол паба равномерными каплями.

Хобо и я были когда-то близкими друзьями, и с тех пор прошло уже несколько лет. Ему не понравилось, что я цеплялся к нему с разводкой, умоляя купить мне выпить.

— Руки прочь от моего лица, твою мать, Брай, я предупреждаю тебя, мужик!

С предупреждениями я перегнул палку. Я никогда не воспринимал Хобо достаточно серьезно. Я всегда думал, что он немного позер и воображала, ошиваясь среди этих умалишенных. Держась этой компании, ты, впрочем, и сам мог стать умалишенным. Он оказался гораздо более решительным, чем я полагал. Доказав это матерными ругательствами, почти такими же сильными, как и ущерб нанесенный моему лицу. Мои клетки, мои чертовы больные, лишенные джанка клетки нестерпимо ныли. Эту неделю я рубился под герой по полной программе. Слегка заебало. Мне требовалось вычеркнуть все на хер. Абсолютно все.

Для этого потребовалось одно широкое движение кружкой. Одно движение, и вот я уже сжимаю свое лицо, а Хобо, оправдываясь, кричит об этих ебаных джанки, пристающих к нему, и выпирается из бара, когда поднимается коллективный всплеск негодования.

— Это вообще ни в какие ворота...

— Мальчик ни к кому не цеплялся...

Хобо ретировался. Я не испытывал чувства обиды, никаких мыслей о мести. В любом случае пока еще нет; Я слишком большая рыба, чтобы попасть на сковородку. Мне нужно что-то, чтобы стряхнуть эту возбужденную обезьяну с моей спины (идиома из наркосленга — имеется в виду ослабить привыкание, слезть с иглы — прим.перев.). Пусть Хобо думает, что я им одержим, вынашивая месть... это все божественная кара за Слепака, и если так, то я еще легко отделался. Я заслуживаю страдания...

Почему же она ушла?

Она ушла по той же причине, по которой тебе засветили по морде кружкой, дружище — различные проявления одной и той же причины, а именно что ты...

Кто-то тыкает в мое лицо носовым платком.

— Лучше доставить его в госпиталь, тут надо зашивать.

Женский голос. Я могу видеть по крайней мере одним глазом. Не так как бедный Сле... Нет.

Готический ангел милосердия, черные волосы, черные глаза, белое лицо... это может быть любая старая пьянь из Сити Кафе...

Я бреду вниз по дороге с ней и еще несколькими людьми, но я осознаю только ее присутствие, мое больное тело и жалящий воздух на моем лице. Господи, рана теперь чертовски болит.

— У тебя акцент Глазго? — спросил я эту милосердную готическую богиню.

Я увидел тут на ее отвороте нечто. Значок с серпом и молотом Сталинистской Готки. Той самой, которая отшила меня. Той самой, которая отпидорасила Дениза.

— Я из Эйршира, — ответила она.

— Как там Бернс сказал об Эйре: и нет прохода там от честных мужей и красивых девушек.

— Я из Солткоутса, а не Эйра.

— Солткоутс... «Метро». Хороший клуб. Хотя, невзирая на это, в него на самом деле не так часто ходят, да?

— Правда? А ты тогда откуда родом?

— Муирхаус.

— Ха! Чья бы корова мычала.

— Послушай, из дома моего отца открываются панорамные виды залива от Четвертой к Пятой. Через дорогу есть площадка для игры в гольф, прекрасный пляж в каких-то пятнадцати минутах ходьбы. Вдобавок, там весьма продвинутая библиотека, особенно достойная по биографиям знаменитых...

Потекло еще больше крови.

— Шшшш, — сказала она, — ты растягиваешь рану.

Становилось все больнее. Господи, как болит.

— Отлично! — воскликнул мальчик в травмпункте. — Это означает, что не повреждены никакие нервы. На самом деле довольно неглубокая рана. Понадобится наложить восемь швов.

Он зашил меня. Восемь ничтожных швов. Впервые я оказался прав — Хобо был слащавой жеманной размазней. Восемь швов. Я нервно засмеялся.

— Восемь швов.

Я храбрился, когда мне накладывали швы. На моей щеке они смотрелись довольно прикольно. Если повезет, они не рассосутся слишком быстро. Моему пустому невыразительному лицу необходимо немного характера. Шрам становился предметом обсуждения. Люди будут думать, что я крутой. В порядке вещей для Юла Бриннера сказать в «Великолепной Семерке»: «Вот тот парень, из-за которого у него шрамы, и о нем тебе надо беспокоиться», — он никогда не пил в «Стрелке», говнюк.

Готка сказала мне, что ее зовут Олли.

— Как в Стэне и Олли? — спросил я.

— О, это очень клево. Никто никогда раньше об этом даже не думал, — сказала она с сарказмом на язычке. — На самом деле, это сокращенное от Оливии, — терпеливо объясняла она. — Единственная знаменитая Оливия это Оливия Ньютон-Джон, а я ненавижу ее. Так что Олли.

Я мог понять ее. Должно быть совсем дерьмово быть готкой и ассоциироваться с Миссис Нейтронная Бомба.

— Что насчет Оливии Де Хэвилленд? — снова спросил я.

— Кто?

— Она была кинозвездой.

— До моего рождения, я уверена.

— И моего тоже. Просто мой старик страстно ей увлекался. Раньше говорил, что моя мать ее двойник.

Я заметил скуку, облачком промелькнувшее на ее лице. Почему же она помогла мне?

— Да, спасибо, что помогла мне, — сказал я.

— Этот ублюдок Хобо. Я ненавижу эту толпу. Форрестера и всю эту свору. Ты знаешь, что Форрестер изнасиловал Лиз Хэмилтон? Он, блядь, изнасиловал ее! — прошипела она. Олли ненавидела человека, бывшего другом другого человека, оскорбившего меня.

— Послушай, ты знаешь кого-нибудь, кто может достать мне немного транков?

— Не-а! Я ни за что их не коснусь!

Мне все-таки требовалось немного для расслабона.

— Можно я от тебя позвоню?