Читать книгу "За кровь и деньги - Натан Варди"

новый автомобиль Tesla; владение таким автомобилем было обязательным условием для тех, кто хотел продемонстрировать свое место среди успешных людей Кремниевой долины. К тому же автомобиль позволял водителю двигаться в одиночку по автомобильной полосе, минуя самые плотные пробки на шоссе 101. Найдя свободную дорогу, Хамди с удовольствием гонял на своей Tesla на огромных скоростях.

Тем не менее, после продажи компании AstraZeneca Хамди получил меньше денег, чем другие основатели Acerta. Когда его уволили из Pharmacyclics, Хэмди продал свои акции Pharmacyclics, на которые были наложены права, примерно за 1 млн. долл. Чтобы заплатить причитающиеся налоги, Хамди позже продал часть своих акций Acerta частному инвестору. Он потерял еще один миллион опционов на акции, когда был понижен в должности генерального директора, которые, по сути, были переданы Дэйву Джонсону. Сумма денег, потерянных Хамди в результате этих действий, была огромной. Два часа, проведенные в одиночестве в своем автомобиле Tesla, дали Хамди достаточно времени для подсчета упущенных им долларов.

Хамди остался в AstraZeneca благодаря простой математике. Он хотел получить всю сумму из фонда удержания, а также зарплату и льготы, которые он будет получать в течение трех лет работы в новой компании. Но и Хамди, и Идзуми испытывали неприязнь к бюрократии большой фармацевтической компании и не умели играть в офисную политику. Вместе они начали искать новый проект.

Большинство людей, совершивших революцию в лечении хронического лимфоцитарного лейкоза с помощью ингибиторов BTK, пытались перейти к новым этапам. Дагган покинул свой дом в Клируотере, штат Флорида, развелся со своей давней женой Патрицией Дагган и переехал в Коста-Рику. Финансируя различные проекты по разработке лекарств, он намеревался еще раз доказать, что скептики ошибаются, и показать, что его большой успех в биотехнологии был не просто удачей и может быть повторен. Он также продолжал финансировать Саентологическую церковь. Взносы Даггана в церковь превысили 360 млн. долл. и включали в себя финансирование "Фривиндс" - 440-футового круизного судна , на котором прихожане могут заниматься, не отвлекаясь от учебы, и строительство "Л. Рон Хаббард Холла" - аудитории на 3600 мест рядом с духовной штаб-квартирой Саентологической церкви в Клируотере. Рон Хаббард открыто приписывает учение Л. Рона Хаббарда своим успехам в бизнесе.

"Стоимость компаний, которые я основал, превысила 100 млрд. долл.", - сказал Дагган в интервью в ноябре 2019 года. "Я не помню, чтобы я делал это до (Саентологии). . . . Она существует для того, чтобы помочь способным стать более способными. Для меня это сработало".

Уэйн Ротбаум мучился вопросом, что делать после выхода компании Acerta. Несмотря на то, что Ротбаум сделал одно из самых больших состояний в биотехнологической отрасли, он впал в уныние. Он был физически и эмоционально истощен, а реакция сотрудников Acerta на опционы на акции ранила его. Чтобы попробовать что-то изменить, его жена уговорила Ротбаума, всю жизнь прожившего в Нью-Йорке, переехать во Флориду, где он купил особняк стоимостью 27 млн. долл.

Бехзад Агазаде, партнер инвестиционной компании, специализирующейся на биотехнологиях, пытался убедить Ротбаума присоединиться к нему в атаке инвесторов на руководство компании Immunomedics, публично торгуемой компании, разрабатывающей перспективный препарат для лечения тройного неотрицательного рака молочной железы. Этот шаг был бы похож на поглощение Pharmacyclics Бобом Дагганом. Но Ротбауму не хотелось больше быть активным участником фондового рынка, толкать и торговать бумагами. Агазаде пошел дальше, взял под контроль Immunomedics, добился одобрения препарата и в 2020 году продал его компании Gilead за 22 млрд. долл.

Ротбаум подумывал о том, чтобы заняться бейсбольным бизнесом, и в свое время был близок к покупке Miami Marlins в партнерстве с Дереком Джитером и Джебом Бушем. Ротбаума привлекало исправление ситуации в бейсболе, и он решил, что сможет использовать то, чему научился в области биологических наук, и применить эти уроки в спортивной команде. Когда менеджер хедж-фонда Джо Эдельман, близкий друг Ротбаума, узнал об этом партнерстве, он рассмеялся. Эдельман искал на сайте тот день, когда Ротбаум скажет Джитеру, что он знает о бейсболе больше, чем один из величайших шорт-стопов в истории. В конце концов, Ротбаум разочаровался в этой идее.

Даже Джону Берду, эксперту в области лечения ХЛЛ из Университета штата Огайо, который был главным исследователем ряда ключевых испытаний препаратов Imbruvica и Calquence, было труднее, чем он предполагал, идти по новому пути. Своей ролью в разработке ингибиторов BTK Берд помог изменить лечение ХЛЛ, утвердив эти препараты в качестве средства, позволяющего реально контролировать заболевание и препятствовать его прогрессированию. Берд не получил никакого финансового вознаграждения за свою работу, в отличие от тех, кто владел акциями Pharmacyclics и Acerta. Но без его усилий ни одна из компаний не достигла бы того успеха, которого она добилась, и жизни сотен тысяч пациентов пострадали бы. Не останавливаясь на достигнутых успехах в лечении ХЛЛ, Берд обратил свое внимание на острый миелоидный лейкоз - смертельно опасный рак крови, терапия которого была гораздо менее успешной. Он быстро понял, что прогресс будет медленным и трудным.

Научные разработки в области лечения ХЛЛ развивались более быстрыми темпами. Другой класс препаратов, венетоклакс, начал демонстрировать серьезные перспективы в лечении ХЛЛ, особенно в сочетании с ингибиторами BTK. Венетоклакс позволяет проводить более короткие курсы лечения с фиксированной продолжительностью, в отличие от хронического лечения ингибиторами BTK, продолжающегося годами. Фармацевтическая компания Eli Lilly из Индианаполиса разрабатывала нековалентный, или обратимый, ингибитор BTK, и ее клинические испытания показали, что он может стать хорошей альтернативой, особенно для больных раком крови, которые уже не могут переносить препарат Imbruvica или у которых болезнь мутировала и стала устойчивой к нему.

Теперь у пациентов был хороший выбор. Они выживали и жили с высоким качеством жизни, а химиотерапия для больных ХЛЛ стала применяться гораздо реже. Ее стали использовать только для молодых пациентов, которые хорошо переносят лечение и не хотят принимать таблетки в течение многих лет.

 

ОДОБРЕНИЕ препарата CALQUENCE для лечения мантийноклеточной лимфомы стало победой, но Паскаль Сорио, работающий в компании AstraZeneca, все еще ждал одобрения препарата для лечения ХЛЛ. Он знал, что оно будет получено. Как и его совет директоров и акционеры. Переворот в компании AstraZeneca увенчался грандиозным успехом. Сориот возродил отложенный экспериментальный препарат для лечения рака яичников Lynparza (олапариб) и превратил его в победителя. Он продвинул препарат Tagrisso (осимертиниб) в рамках агрессивной стратегии развития, которая сделала этот препарат для лечения рака легких самым продаваемым в компании. Сориот также прокладывал новый путь для AstraZeneca в Китае. Как только препарат Calquence для лечения ХЛЛ появится в продаже,