Читать книгу "Чужой для всех. Книга 3 - Александр Михайлович Дурасов"

отступают. Куда подевалась их хваленая выучка?

— Иначе и быть не могло, Иосиф Виссарионович. Не тот силен, кто бряцает оружием, а тот, кто проявляет хитрость и смекалку на поле брани.

— Ты это о немцах говоришь? — усмехнулся Сталин. Брови Верховного главкома чуть сдвинулись, но серые глаза не потемнели.

— Нет, Иосиф Виссарионович, — не смутился Берия. — Что бы немцы делали в Арденнах без вашей мудрости?

— Хорошо сказал. Но нельзя допустить немецкого усиления. Западный фронт разорван. Танки Мантойфеля под Брюсселем и Антверпеном. Нанесен серьезный удар на Северном Эльзасе. Вот-вот падет Страсбург. Правильно ли мы поступили, Лаврентий, позволяя немцам так далеко продвинуться в своем наступлении? Фашисты наши непримиримые враги. Только полный разгром и капитуляция гитлеровской Германии устроят нас. Чай будешь?

— Спасибо, Иосиф Виссарионович.

— Значит, будешь.

Сталин поднял трубку прямой связи с секретарем, сказал негромко:

— Принесите два стакана чая и печенье «Большевик»…

— Не понимаю англичан, — возобновил разговор Сталин, неторопливо помешивая сахар в тонкостенном стакане и разглядывая рельефную чеканку кремлевских курантов на серебряном подстаканнике. — Все хитрят англичане, коварные планы вынашивают, а когда подожмет, обращаются к нам за помощью. Вот смотри, Черчилль письмо прислал. Слушай, что пишет.

Сталин отпил немного чая и, отставив стакан в сторону, стал читать медленно вслух послание английского премьера:

«ЛИЧНОЕ И СТРОГО СЕКРЕТНОЕ

ПОСЛАНИЕ ОТ г-на ЧЕРЧИЛЛЯ

МАРШАЛУ СТАЛИНУ

На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. Согласно полученному сообщению наш эмиссар главный маршал авиации Теддер вчера вечером находился в Каире, будучи связанным погодой. Его поездка сильно затянулась не по Вашей вине. Если он еще не прибыл к Вам, я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть. Я никому не буду передавать эту весьма секретную информацию, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным.

3 января 1945 года (в действительности написано 6 января 1945 года)».

— Ты видишь, помощи просит Черчилль, считает дело срочным, — отложив письмо, подвел итог Сталин. — Президент США тоже прислал письмо в таком же духе. Что скажешь, Лаврентий? Я пригласил и других членов Ставки. Хочу послушать и их мнения.

Берия снял пенсне, стал протирать специальной ветошью стекла, хотя они были чистыми. Протирая стекла, нарком обдумывал вопрос Сталина.

— Что молчишь, Лаврентий? Говори прямо. Ты инициатор операции «Антиольбрихт», тебе и отвечать первому.

Берия надел пенсне, взглянул в глаза Сталину, произнес с волнением:

— Я так думаю, Иосиф Виссарионович, что из двух зол выбирают наименьшее. Надо помочь американцам и англичанам. Гитлер может возомнить себя новым Наполеоном. Разбив союзников, он перебросит западные дивизии против нас. Этого допустить нельзя. Да и наши генералы засиделись. Надо предпринять наступление.

— Хорошо, Лаврентий. Я тоже так думаю. А что перебежчик, этот Ольбрихт, как он себя ведет?

— Хорошо ведет, Иосиф Виссарионович. Нам известны все предпринимаемые вермахтом шаги. Полученные разведданные ложатся на стол в генштаб. Правда, немецкий провидец выставил новые условия.

— Что еще за условия? — густые брови Сталина сошлись на переносице. — Говори, — мрачно выдавил он.

— Наша агентура докладывает, что немец хочет встретиться в Берлине со своей потаскушкой. Он предвидит скорое падение рейха. Считает, что это его последний шанс увидеться с любимой женщиной.

— Хорошо, что предвидит. А когда капитуляция Германии, он не говорил?

— Говорил. Берлин падет в конце апреля, Иосиф Виссарионович. Будет подписание акта о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

— Ишь ты, провидец…

Сталин поднялся, раскурил трубку и стал шаркающими шагами ходить по кабинету, находясь в раздумье. Берия тоже вскочил, внимательно следил за вождем, пытаясь по его жестам и словам понять настроение Верховного. Сталин вдруг остановился и взглянул на своего верного помощника с улыбкой, тихо произнес:

— Лаврентий, хочу поручить тебе еще одно важное дело.

— Слушаю вас, Коба, — Берия подался вперед. Лицо наркома стало покрываться пятнами от напряжения. Взгляд сосредоточенный.

— Я думаю преподать еще один урок англосаксам. Нужно показать широчайшие возможности нашей разведки. Пусть этот Ольбрихт при содействии посланной группы доставит в Москву Гитлера. Это ускорит нашу победу. Справишься с этой задачей? — Сталин в упор смотрел на Лаврентия Берию. Взгляд нетяжелый, в глазах лукавинка. — А встречу с Дедушкиной организуй…

Берия оторопел, глаза округлились, отчего свалилось пенсне. Ладони рук моментально вспотели.

— Ты что, Лаврентий, кол проглотил? — усмехнулся Сталин, поглаживая усы концом трубки, ожидая ответа.

— Думаю, Иосиф Виссарионович, — произнес Берия в замешательстве.

— Садысь, Лаврентий, не нервничай. Я пошутил.

Нарком взглядом проводил Сталина до его кресла, не садился. Он понимал, что Сталин не шутит. Однажды высказанная им вслух мысль или задача вскоре будет проверена на предмет исполнения на очередных встречах.

— Я справлюсь, Иосиф Виссарионович, — произнес нарком твердым голосом.

Однако его слова заглушил телефонный звонок личного секретаря Сталина Поскребышева.

— Пусть заходят, — глухо ответил Сталин и взглянул на дверь.

Массивная дубовая дверь отворилась. В кабинет стали заходить один за другим члены Ставки Верховного Главнокомандования: Ворошилов, Буденный, Молотов, Жуков. Замыкал группу начальник оперативного управления генерального штаба генерал армии Антонов. Левой рукой он прижимал папку с документами для доклада.

Глаза вождя, темно-серые, с прищуром, внимательно смотрели на входивших соратников. Властный, уверенный взгляд пронизывал каждого, словно рентгеном.

— Присаживайтесь, товарищи, — произнес Верховный. — Разговор серьезный есть.

Члены Ставки быстро усаживались за большой стол заседания, покрытый зеленым сукном. Рядом с Берией, сидевшим по правую руку от Сталина, уселись Молотов и Ворошилов. Кивком головы Сталин поприветствовал генерала Антонова. Генерал торопливо подошел к Сталину, вытянулся.

— Вы подготовились? — тихо задал вопрос Сталин.

— Да, товарищ Сталин. Краткая справка готова.

— Хорошо, садитесь вместе с товарищем Жуковым, рядом с товарищем Буденным.

Тишина в кабинете воцарилась быстро. Члены Ставки ждали, что скажет их Верховный Главнокомандующий. Сталин медлил, обдумывал фразы, обводя строгим взглядом военных. Сталинский тяжелый взгляд немногие могли вынести, особенно в первые годы войны. Но в этот поздний январский вечер никто не отвел взгляда. Причин для неприятного разговора с первым лицом страны не было.

Постучав пальцами по телеграмме с грифом «Особо секретно», Сталин заговорил.