Читать книгу "Молот ведьм - Яцек Пекара"

– И поэтому мешаешь мне завтракать, да? – снова рявкнул Тинталлеро. – Потому что привез какую-то там ерунду, а? Стань же туда, под стену, да подожди, пока мы поедим. И молись, чтобы в тех бумагах было хоть что-то, достойное внимания, поскольку, если не окажется… – Он погрозил мне полуобгрызенной костью.

Клирики рассмеялись, а каноник глянул на них признательно, но – одновременно – и предельно внимательно. Должно быть, проверял, не смеется ли кто из них недостаточно весело?

– И не угостите меня? – спросил я его. – Я ведь прибыл к вам прямо с дороги и охотно чего-нибудь съел бы и выпил.

Клирики замерли. Один – даже с ложкой, поднесенной ко рту.

Каноник резко повернулся ко мне.

– Разве я позволил тебе говорить?

– А может, кинем ему пару костей? – рискнул пошутить один из клириков, но Тинталлеро пришпилил его взглядом. Видимо, в этой компании он один имел право на шутки.

– А мне следует для этого дожидаться вашего позволения? – спросил я. – В конце концов, Всемогущий Господь Бог дал мне язык, чтобы я говорил. А уж коли дал вам уши – так наверняка, чтобы вы слушали.

Тинталлеро привстал из-за стола, а его бледное и словно высохшее лицо побледнело еще сильнее. Поджал губы, и, казалось, кости лица вот-вот проткнут пергаментную кожу.

– Что-о? Что вы сказали?

– Сказал, что вы и ваше общество мне надоели, – подошел я к столу. Взял стоявший тут кубок. Понюхал. – И что я раздосадован отсутствием у вас вкуса, поскольку вы умудрились нынче пить альгамбру наихудшего года. Впрочем, нет в том ничего удивительно, ибо хам, даже разодетый в пух и прах, навсегда хамом останется.

Я перевернул кубок, и красная струя полилась на вышитую скатерть. Один из клириков прыгнул на меня, но я крутанулся, схватил его за руку, ткнул ею в стол так, что ладонь уперлась в столешницу, а после приколол к дереву двузубой вилкой. Тот завыл – я едва не оглох.

– Вилки, – сказал я. – И где оно видано, чтобы хамы ели вилками?

– Стра-а-ажа!! – заорал каноник.

Но когда внутрь вошли четверо моих братьев-инквизиторов, крик застрял у него в горле. Прибитый к столу клирик только тихонько подвывал, пытаясь левой рукой вырвать вилку из раны. Я ударил его в лоб, чтобы не мешал нам разговаривать. Обмяк, упал, а вилка, под весом его тела, вырвалась из стола.

– Кеппель, что здесь происходит? Кто этот человек?! Ответишь мне…

– Молчи, – приказал я. – Или действительно дам тебе повод для крика.

– Стра-ажа, – тихонько сказал один из клириков.

– Уже в подвалах, – усмехнулся я. – Что влечет за собой сопротивление инквизитору на службе? Тинталлеро, к тебе обращаюсь!

Он смотрел на меня с распахнутым ртом и ненавистью в глазах.

– Кеппель, напомни, будь добр, этому барану.

– Сожжение правой руки на медленном огне. В случае оказания милости заменяется отсекновением руки.

– Значит, он уже не сможет держать меч, – заметил я и в упор взглянул на двух клириков, что скорчились в одном кресле. – Это была шутка! – рявкнул, и они глуповато рассмеялись.

Я вынул из-за пазухи документы, приготовленные канцелярией епископа, и приблизился к канонику. Тот отшатнулся так, будто я намеревался его ударить, но я всего лишь кинул бумаги на стол перед ним.

– Читай.

Он просмотрел текст и сумел остаться настолько хладнокровным, чтобы внимательно изучить подписи и печати.

– Мордимер Маддердин, – назвал я себя. – Лицензированный епископ Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Принимаю власть в сем городе именем Святого Официума, во славу Господа Бога Всемогущего и Ангелов Его.

Тинталлеро поднял на меня взгляд.

– Ну что же, – сказал медленно. – Неудачно началось наше знакомство, но я позволю себе надеяться, что дальнейшее сотрудничество пойдет…

– Каноник, – оборвал я его, поскольку даже не хотел прислушиваться к его бормотанию. – Наше сотрудничество будет опираться на четыре принципа. Во-первых, вам и вашим людям запрещено входить в ратушу; во-вторых, вам и вашим людям категорически запрещено вести допросы, следствие или дознания. В-третьих, вам и вашим людям запрещено покидать Виттинген без подписанной мною грамоты. Наконец, в-четвертых, вы тотчас должны отдать все документы и протоколы в руки инквизитора Андреаса Кеппеля. Если хоть какой-то из этих приказов будет нарушен, вас арестуют и доставят под стражей в Хез-хезрон, перед лицо Его Преосвященства епископа. Вы хорошо меня поняли?

– Н-не имеете… – начал он.

– Имею, – ответил я. – А теперь забирай своих шутников и вон отсюда.

Он поднялся и, следует признать, сохранил частичку отваги, достоинства или вызванного поражением бешенства. По крайней мере, взглянул мне прямо в глаза (и во взгляде его горел адский огонь):

– Я запомню вас, инквизитор Мордимер Маддердин. Хорошенько запомню. Заплатите столь страшную цену за всякое сказанное нынче слово, что счет за это будете с плачем вспоминать до конца жизни.

Я ударил его в лицо раскрытой ладонью. Сильно. Так, что осколки зубов воткнулись мне в кожу, а кровь брызнула на кафтан.

– Добавьте к счету и это, – попросил я.

* * *

Я приказал стражнику провести меня в камеру к Эмме Гудольф. Мы шли по хмурому сырому коридору, а из-за решеток слышны были болезненные стоны и доносился смрад крови, кала, мочи и страха.

Да, милые мои, страха. У страха есть свой запах. Резкий, пугающий, вторгающийся в глубины сердца. Здесь, в подвалах ратуши, которые приспособили под тюрьму, этот запах не был пока столь силен. Но войди вы в подземелья монастыря Амшилас или в казематы Инквизиториума, тогда поняли бы, что означает «запах страха», – уж он-то отпечатался в стенах тех строений на века.

Стражник остановился перед камерой Эммы. Полунагая девушка в порванном платье, что едва прикрывало тело, лежала, скорчившись, на мокрых холодных камнях. От пяток ее остались без малого головешки, тело же было порвано клещами до самой кости. Правый глаз ее вырезали, а глазницу закрывал отвратительный кровавый струп. Пальцы левой руки были размозжены.

– Открывай, – прошипел я. – Медика. Мигом!

Стражник загремел ключами, и, оставив меня в открытых дверях, побежал по коридору. Я же вошел и встал над девушкой на колени. Снял с плеч плащ и осторожно ее накрыл. Она, похоже, не ощутила ничего, поскольку даже не застонала. Еще была жива, я слышал ее дыхание, однако тело горело, как в огне.

Лекарь, должно быть, находился где-то поблизости, поскольку стражник привел его несколькими «отченашами» позже.

– Я пришел, мастер, – проговорил тот, и на лице его я увидел страх.

– Осмотри ее.

Он встал на колени рядом со мной и осторожно снял с девушки мой плащ. Втянул воздух сквозь зубы, едва увидев тело. Приложил ухо к груди, а потом осторожно дотронулся пальцами к губам.