Читать книгу "Только хорошие индейцы - Стивен Грэм Джонс"

Кассиди крадется к нему от патрульной машины и держит в руках «маузер».

Гэбриел преграждает ему путь, падает на колени, предлагая ему себя, но Кассиди обходит его и идет к грузовику, который сейчас лежит на женщине из племени кроу.

Он открывает дверь со стороны пассажира, лезет внутрь кабины, из которой поднимается большое облако пыли.

– Касс, друг, я не… что она там… – говорит Гейб.

И тут он видит, что делает его друг. Кассиди же говорил, что у него, кажется, завалялся патрон, который может подойти к этому старому ружью. Один из тех, которые лежат в мешке Рикки с украденными патронами.

Кассиди пробует первый патрон, но он не вставляется, и тогда он бросает его и берет следующий.

– Ты знал, что я здесь храню свои деньги, – говорит он Гэбриелу, будто хочет объяснить.

– Парень, парень, – говорит Гэбриел, встает и протягивает вперед руки, будто они могут опровергнуть обвинения, будто могут остановить пули, будто могут все исправить.

Кассиди загоняет следующий патрон, вытаскивает его обратно, выбрасывает.

– Заткнись, – говорит он. – Ты вечно болтаешь. Никак не заткнешься. Если бы ты хоть раз в жизни просто послушал…

– Я бы никогда не причинил ей вреда! – орет Гэбриел.

Они оба слышат, что следующий патрон идеально скользит в патронник, словно был сделан ради этого момента.

Кассиди передергивает затвор и выходит из грузовика, держит оружие в положении «на грудь», опустив голову, словно он действительно собирается это сделать.

– Мы выросли вместе, – говорит он, изо всех сил стараясь, чтобы губы не дрожали. – Я любил тебя, парень. Ты столько раз спасал мне жизнь, а я в ответ спасал твою. Но… Это же ее жизнь, разве ты не понимаешь? Я ее любил. Она спасла мою жизнь. А я спасал ее! Все в кои-то веки срослось, как ты не понимаешь? А теперь… теперь…

С этими словами он поднимает ружье к плечу и пятится назад, чтобы ствол смотрел прямо в середину лица Гэбриела.

Гэбриел прерывисто дышит и качает головой: нет, нет.

Ему некуда уйти, чтобы Кассиди не достал его выстрелом из ружья, и он опять падает на колени. Ружье следует за ним, словно привязанное к его переносице.

– Давай, парень, – говорит он. – Давай, мать твою. Я не заслуживаю… Просто сделай это! Никто даже не узнает, никто меня не хватится, парень! Ты был единственным, кто бы хватился. Если… если ты… Просто сделай это!

Чтобы было легче, он вздергивает подбородок и смотрит прямо перед собой. Через мгновение он начинает петь, кажется он поет под бой барабанов, все еще несущийся с крыши патрульной машины, но не только. В его пении есть что-то еще.

– Заткнись! – кричит ему Кассиди и пятится назад, словно поняв, что собирается совершить.

Но ты знаешь, что он все время видит и свою женщину-кроу сквозь отсек мотора, под грузовиком, который опрокинул Гейб.

– Ты что делаешь?! – орет он Гэбриелу.

– Пою предсмертную песнь, – бормочет Гэбриел. – Ш-ш-ш, следующий куплет очень сложный.

– Ты просто притворяешься! – отвечает ему Кассиди. – Ты делаешь вид, что настоящий индеец, ты все выдумываешь!

– Черт, кто-то же должен, – отвечает Гэбриел и опять поет.

Это даже не слова, а просто старинные звуки, они поднимаются все выше и выше, а потом все начинается сначала, они снова нарастают.

– Я не… я не… – заикается Кассиди, опуская ружье, он смотрит на стоящего на коленях друга, на слезы, которые катятся по лицу предателя, стекают по ушам на шею, за ворот рубахи.

Кассиди тоже плачет.

Он вытирает слезы, опять поднимает ружье, он не может удержать его так, чтобы оно не дрожало, однако он всего в десяти футах от Гейба. На таком же расстоянии от тебя стоял Льюис, когда во второй раз выстрелил в тебя, в голову. И в третий раз.

Идеальное расстояние. Они это заслужили.

Только человек теряет решимость, теряет свой гнев, он падает в яму горя внутри себя. Но он на грани, ствол ружья поднимается, словно он собирается выстрелить, потом опять опускается. Все его нервы истрепаны. И поэтому, когда Кассиди видит движущееся белое пятно прямо за спиной Гэбриела, он испуганно отшатывается назад и пытается удержать в руках ружье, а в результате его палец дергает курок, он сам не знает как.

Гремит гром, низкий и рваный. Он раскалывает ночь надвое, на две аккуратные половинки, а между ними в тишине стоит Гейб.

Он смотрит вниз, на свою грудь, ожидая увидеть дыру, которая должна быть там. А потом осторожно ощупывает лицо. В конце концов он проводит рукой по голове сбоку и видит на ней кровь.

Ухо. В его ухе появилась новая дырка.

Он удивленно улыбается, произносит «Подвиг»[51] и смотрит на Кассиди, но тот роняет ружье, трясет головой – «нет», дыхание застревает где-то в глубине горла. Но на этот раз – от страха.

– Что? – спрашивает Гэбриел, он пока что даже не слышит собственного голоса и оглядывается назад, к тому, что заставило Кассиди трясти головой.

Это же… Гэбриел старается это осознать, пытается сопротивляться, – он видит то, чего боится больше всего в жизни: девочку с баскетбольным мячом, девочку-финалистку. Его дочь в белой тренировочной курточке. Ее имя само собой выговаривают его губы, по частям, словно он пытается его сложить с ней: Ди, Ден, Денора.

Она еще стоит, ее волосы упали на лицо, она наклонила голову и смотрит на кровь, расплывающуюся по ярко-белому джерси, будто хочет убедиться, что все это по-настоящему, что это происходит в действительности.

Гэбриел падает назад, не чувствуя землю под кончиками пальцев, не сознавая ничего, кроме одного: то, что только что произошло, уже никогда нельзя исправить.

Его малышка, она… утром этого дня она стояла у штрафной линии на маленькой бетонной площадке позади дома, использовала прием из учебника и легко заработала сорок долларов идеальными штрафными бросками.

Это было невозможно, ни один ребенок на такое не способен. Но она сумела. За сорок долларов.

– Я принесу их на тренировочный матч завтра, – пообещал ей Гэбриел из окна грузовика, уже заведя мотор, чтобы ехать сюда.

– Я к тому времени уже уйду, – ответила она. Она так похожа на свою мать. – А разве тебе можно снова приходить в спортзал?

– Это же тренировка, а не игра.

– Если я играю, то игра.

– У меня их еще даже нет, – сказал ей Гэбриел, пожимая плечами, он хотел показать, что это правда, вся правда, и ничего, кроме правды.

– И кто тебе их даст? – спросила она.