Читать книгу "Симон - Наринэ Абгарян"

Симон не просто обогрел ей душу. Он обладал редким утешительным качеством, свойственным только детям и старцам: в его присутствии странным образом отступали призраки прошлого, и порой достаточно было одного его прикосновения, чтобы успокоилось сердце и развеялась тревога.

– Из тебя, наверное, получился бы хороший доктор. Жаль, что ты не пошел на него учиться, – как-то шепнула ему Сусанна.

Он пожал плечами:

– В некотором роде из меня действительно получился доктор, только лечу я не людей, а дома. – И поморщился – до чего же пафосно прозвучало!

К тому времени, освоив ремесло каменщика, он потихоньку брался за заказы. Работал медленно, но на совесть, деньги зарабатывал приличные, потому планировал через год-другой, поднаторев, урезать свою ставку в строительном управлении наполовину и вплотную заняться частными заказами.

– Первым делом перестроим твой дом, – обещал он Сусанне. Она воспротивилась – первым делом мы построим другое жилище и съедем отсюда.

Они успели заново распланировать свое будущее, без колебаний забрав туда все, о чем раньше мечталось: трое детей, большой уютный дом, сто счастливых лет.

– В этот раз все обязательно будет по-другому, – не сомневался он. Она не спорила, но с беременностью не торопилась – нужно было дождаться развода, который Меланья ему не давала.

Столкнулись они в магазине. Сусанна не сразу узнала бывшую подругу – та сильно осунулась и подурнела. Услышав ее нерешительное приветствие, вздернула брови, но до ответа не снизошла. Прошла мимо, отметив про себя, до чего ей не к лицу переживания. Одних людей горе наполняет бережным светом, прибавив облику жертвенности и тихой печали, а над другими откровенно глумится, обездушивая и иссушая черты. С Меланьей было именно так: когда-то живое, светящееся радостью ее лицо осунулось, глаза потухли, а плотно сжатые губы окаймляли тревожные скобки морщин. Изменилась даже фигура – она будто бы убавилась в своем и без того небольшом росте и скособочилась – ходила, выставив вперед левое плечо и склонив голову, и выглядела скорее вдовой, чем брошенной женой. Заговорить с Сусанной на людях она не решилась, но последовала за ней, стараясь держаться на расстоянии, и осмелилась подойти лишь тогда, когда та свернула с Садовой улицы к своему дому. Там она ее догнала и, вцепившись в ремешок сумки, потянула на себя.

– Сусо!

Сусанна обернулась.

– Послушай меня, – зачастила Меланья, опасаясь, что та не даст ей договорить. – Ты, наверное, думаешь, что я тебя предала. Я бы сама, окажись на твоем месте, так бы думала. Но я этого не делала. Я люблю тебя и всегда любила…

Сусанна собиралась уже одернуть ее, но увидела, как отворилась дверь дома Безымянной и та вышла оттуда, держа на вытянутых руках какой-то грязный, завернутый в тряпье сверток. Выражение ее лица, обычно рассеянно-безразличное, сейчас было сосредоточенно-устремленным: казалось, она наконец-то обдумала и приняла важное решение и теперь торопится его осуществить.

– Можешь покороче? – грубо оборвала Меланью Сусанна.

Та запнулась, сбитая с толку, судорожно вздохнула. Ремешок чужой сумки она так и не выпустила, стояла, крепко сжимая его в пальцах и не замечая, как впивается ногтями себе в ладонь.

– Ты, наверное, не поверишь и будешь права… – начала она, но сразу же перебила себя: – Нет, не то. Сейчас. Я быстро. Помнишь, однажды в школе тебя защитил парень из старших классов? Мы прижали тебя к забору, он выскочил из…

– Помню. И?

Безымянная шла вдоль поваленного частокола, едва слышно напевая под нос заунывное. Сусанна, отметив странность ее походки, пригляделась и заметила, что та старается идти таким образом, чтобы не наступать на цветущие кустики осота и пастушьей сумки, растущие беспорядочно по всему ее двору. Меланья, проследив за ее взглядом, теперь тоже заметила Безымянную и, не задумываясь над тем, почему так поступает, встала таким образом, чтобы оказаться между ней и Сусанной.

– Так вот, – продолжила она с прерванного места, – тем парнем, который отбил тебя, был Симон. Вы с ним этого не знаете, а я – знаю. Кажется, я его с того дня и полюбила. Я его, наверное, всегда любила. Я бы никогда не причинила тебе вреда, потому что он души в тебе не чаял. Я любила все, что он любил. И всегда делала все, чтобы он был счастлив. И если бы не случилось той истории с… похищением, я бы никогда… Я просто была бы рядом, помогала бы тебе. Грелась бы вами. Возможно, вышла бы за кого-нибудь замуж, а может быть – нет. Но я бы никогда…

– Ты женила его на себе! – выкрикнула, словно ударила, Сусанна.

Меланья съежилась.

– Не я, так кто-то другой. Отпусти его, пожалуйста. Посмотри, какая ты красавица, любого пальцем поманишь – и он будет твоим. Оставь Симона мне, я не смогу без него жить. Я без него умираю.

Сусанна попыталась разжать ее пальцы, чтобы высвободить ремешок своей сумки, но Меланья не поддавалась. Тогда она приблизилась лицом к ее лицу, выговорила, выплевывая каждое слово:

– Ну так сдохни, раз не можешь без него жить!

В ту же секунду поравнявшаяся с ними Безымянная широко размахнулась и с необъяснимой для своего тщедушного сложения силой кинула в них сверток. Перелетев через поваленный частокол и настигнув Меланью, он угодил в ее спину и свалился на землю, подняв облачко пыли. Тряпье разлетелось, обнаружив под собой чугунный утюг. Меланья резко выгнулась и, выпустив наконец ремешок сумки Сусанны, рухнула на колени. По тому, как она смертельно побледнела, как тяжело, с всхлипами задышала и утробно завыла, было ясно – ей невыносимо больно.

Сусанна выбежала на Садовую улицу, чтобы остановить попутку. Объяснив водителю случившееся, метнулась обратно, намереваясь вывести Меланью – в узкий отросток их улочки машина бы не протиснулась. Застала она ее лежащей на земле. Безымянная, подняв утюг, стояла над ней с таким решительным и беспощадным видом, будто собиралась размозжить ей голову.

– Не смей! – закричала Сусанна. – Отойди от нее! Слышишь, ты, полоумная! Отойди!

Безымянная, растерянно моргнув, обернулась к ней, сникая лицом. Перешагнув через свою жертву, она поплелась к дому, прижимая к груди утюг. Сусанна схватила с обочины камень, кинула со злостью в нее, однако промахнулась. Угодив в стену, камень отскочил и затерялся в зарослях одичалого сада.

– Пошли, машина ждет, – велела она Меланье. Помогать подниматься ей не стала – из страха сделать больно и из чувства брезгливости. Произошедшее странным образом не добавило участия к бывшей подруге, а наоборот – отвернуло от нее навсегда. Она с беспощадной ясностью, наконец, осознала, что не желает иметь ничего общего ни с ней, ни со своими безумными соседями, ни с домом, наполненным горькими воспоминаниями и тенями мертвых, ни с городом, где родилась и выросла, но с которым так и не смогла сродниться. Нет и не может быть у нее здесь будущего. Никто ее не спасет и не защитит. Бежать, бежать отсюда как можно скорее!

Уехала она сразу же, как продала дом и всю утварь – ничего брать с собой не пожелала. Смертельно обиженный Симон, не смирившийся с ее решением, не стал даже прощаться с ней. В память о нем она сохранила рисунки. Рисунки Симона и старая костяная пуговица матери – вот и все, что она забрала с собой из прошлого.