Читать книгу "Другая женщина - Сэнди Джонс"

На снимке фигурировали четыре пары: мужчины со своими бакенбардами, девушки со своими кудряшками, явно сделанными при помощи самодельных бигуди (изготовленных из жестянок от кока-колы). Все они улыбались. И тем не менее у меня сохранялось стойкое ощущение, что это – Шоу Памми и Джима. Они явно считались Элвисом и Присциллой этой компании. Они всегда царили в этом мирке, и всегда все смеялись их шуткам.

Итак, похоже, Памми всю жизнь пользовалась огромным вниманием окружающих. Именно в таких ситуациях ей было комфортно. Видимо, она по наивности полагала, что это как-то подтверждает ее ценность, что без всего этого драматизма она лишится значимости. Мне подумалось, как это, наверное, утомительно – постоянно стремиться, чтобы на тебя упал луч прожектора.

Ближе к концу альбома среди черно-белых снимков стали появляться промельки цвета: монохромность постепенно сменялась жизнеподобным поляроидным сиянием. На лицах тех, кого фотографировали таким способом, читалось восторженное изумление, совершенно искреннее. Все эти люди, казалось, дивятся очередному безумному изобретению современности. Интересно, а мои внуки (или уже дети) тоже будут, просматривая фотки на древнем айфоне, видеть на наших лицах такое же зачарованное удивление?

Я вспомнила, что уже видела первое изображение на начальной странице следующего альбома: фото, где Джим с Адамом стоят у пруда и кормят уток. Адам, с половинкой куска хлеба в руке, взирает на отца во всех смыслах снизу вверх – с выражением восторженного трепета. Мне подумалось: а если бы они знали, что им отпущено провести вместе так мало времени, они бы сделали что-нибудь иначе? Говорят, никто из нас не захотел бы заранее знать, когда умрет, даже будь это возможно. Но когда я смотрю на такие снимки, то невольно задумываюсь: может, лучше было бы знать. Чтобы разумнее использовать свое время. Проводить его с теми, кого мы любим.

Я откинулась на спинку дивана, держа альбом на коленях, и быстро долистала его до последних страниц: я помнила, что где-то там видела фотографию Адама и Ребекки. Тогда Памми как раз оставила альбом открытым именно на этом месте. Теперь, когда я об этом подумала, мне в который раз пришло в голову: все, что Памми делала, с самого начала было тщательно выстроено, скрупулезно спланировано для того, чтобы вселить в меня беспокойство и тревогу. Никто другой этого бы не заметил: в этом она была мастерица. «Вот добрая душа», – умилялись все, когда она столь заботливо приготовила гигантский рождественский обед, хотя знала, что я только что съела такой же. И то же самое все восклицали, когда она тайком устроила так, чтобы давно исчезнувшая из моей жизни подруга объявилась на моем девичнике, хотя Памми отлично знала, что эта подруга в свое время переспала с моим тогдашним молодым человеком (а следующим моим молодым человеком стал уже Адам). Ну да, ну конечно, ну разумеется. «Славная, милая Памми».

Я листала альбом то назад, то вперед, а потом снова назад, – ища фотографию Ребекки. Это явно был тот самый альбом: глядя на все снимки в нем, я вспоминала, что уже их видела. Я снова перелистала его – страницу за страницей. Но не нашла тот снимок и подпись «Дорогая Ребекка – мне каждый день тебя не хватает».

Что за чертовщина? Где же эта фотография? Зачем она ее вынула? Я окинула взглядом комнату и увидела несколько выдвижных ящиков под стереосистемой. Конечно, я и так уже достаточно вторглась в ее частную жизнь, без спросу заглянув в эти фотоальбомы, но я чувствовала, что мне нужно пойти дальше – несмотря на волнение, от которого у меня все так и дрожало внутри. Я осторожно потянула один ящик на себя. В нем виднелись пачки чековых книжек (все использованные), стянутые резинками. Из распухших пластиковых папок вываливались банковские выписки, квитанции. Я приподняла их, стараясь не особенно менять положение, и извлекла верхнюю чековую книжку из-под тугой резинки. Одним пальцем пролистала корешки. Все аккуратно заполнено: дата, адресат платежа, уплаченная сумма. Я бегло просматривала надписи: British Gas, Southern Electric, Адам, Homebase, Virgin Media, Адам, Waterstones[13], Thames Water, Адам. Присмотревшись, я обнаружила, что Памми годами выплачивала Адаму 200 фунтов в месяц. Но когда я попыталась найти записи о таких же выплатах Джеймсу (в конце концов, это было бы только справедливо), то ничего такого не обнаружила. Недоумевая, я осторожно уложила все обратно в ящик и попыталась уговорить себя остановиться на этом. Но у меня появилось такое чувство, словно я зацепила краешек старой раны, давно покрывшейся коростой, и теперь не успокоюсь, пока не сковырну эту корку целиком. Я оправдывалась, уверяя себя, что охочусь за исчезнувшей фотографией. Но этой женщине явно многое приходилось скрывать. И я чувствовала дрожь возбуждения при мысли о том, что еще я могу тут найти.

Другой ящик шкафа не хотел выдвигаться с такой же легкостью: мне пришлось пошатать его вправо-влево, прежде чем я сумела его вытащить. Здесь хранились две пачки цветастых открыток, перевязанные ленточками. Я вытянула верхнюю. Это оказалось поздравление с днем рождения, когда-то присланное ей Адамом. Следующей лежала открытка-соболезнование, внутри которой обнаружился листок, исписанный почерком Адама:

Дорогая моя мама,

только ты способна понять, каково это – потерять человека так внезапно, из-за такой нелепой случайности. Я не перестаю спрашивать себя: «А что, если бы?..» Наверняка ты сама миллион раз задавала себе такой же вопрос. Что, если бы я был там? Могло ли все обернуться иначе? Мог бы я спасти ее? Ответь мне, мама, перестанут ли когда-нибудь эти вопросы раздаваться в голове? Начинаешь ли ты в какой-то момент опять спокойно спать по ночам, зная, что если бы все сложилось иначе…

Я читала его горькие слова, и сердце у меня разрывалось при мысли о том, что ему пришлось пережить. Какая-то моя частица сочувствовала и Памми. Я даже не могла себе представить, что ощущаешь, потеряв настолько близкого человека. В другой пачке, которая оказалась значительно толще, хранились открытки, подписанные «с любовью, Джеймс» и посылавшиеся ей по всем возможным оказиям: день рождения, Рождество, День матери, даже Пасха и день святого Давида (я и не знала, что существуют специальные открытки в честь таких праздников). Ей повезло иметь двух таких сыновей, которые так часто о ней думают. Я размышляла: как жаль, что она не желает ни с кем делиться этой стороной их натуры, предпочитая рассматривать каждую особу женского пола, которая к ним приближается, как угрозу тому количеству времени и любви, которое они ей уделяют. Вероятно, она уже давно могла бы в придачу к любящим сыновьям обзавестись двумя невестками, тоже обожающими ее. И обе были бы готовы поддержать ее в этой самой тяжелой битве ее жизни – битве с опасной болезнью. (Неизвестно, правда, больна ли она на самом деле.)

В гостиной больше не нашлось никаких уголков, которые могли бы таить в себе секреты, так что я быстренько осмотрела кухню, но кроме непременного «мужского ящика», где обитали старые батарейки, меню ресторанов, предлагающих еду с доставкой, и ключи к давно забытым замкам, я не нашла там ничего особенного: обычная посуда и утварь.