Читать книгу "Игры писателей. Неизданный Бомарше - Эдвард Радзинский"

Но эта задержка у кафе оказалась роковой, ибо я не увидел казни.

Я быстро шел по улице Сент-Оноре и уже приближался к площади. Была четверть первого. И тогда я услышал могучий вопль толпы, донесшийся с площади: «Да здравствует республика!»

Я понял: свершилось! Я не успел!

«Да здравствует республика!» – дружно крикнули сверху веселые голоса.

Я поднял голову и увидел трех смеющихся молодых мужчин. Это были Робеспьер, Дантон и Демулен. Они стояли в окне дома Робеспьера, и люди внизу рукоплескали им.

А там, на площади, люди рукоплескали отрубленной голове королевы. Ее носил по эшафоту сам Сансон.

И еще одну ночь я провел в доме палача.

Шарль Анри рассказал мне вечером, что эшафот специально поставили прямо напротив главной аллеи Тюильри, которую она так любила.

Когда Сансон готовился дернуть за веревку, он услышал ее голос «Прощайте, дети. Я иду к Отцу».

И все заглушил загремевший нож гильотины...

И самое потрясающее: когда ее голову показали толпе, голова вдруг открыла глаза. Видимо, сдерживая страх, королева до предела напрягла мускулы лица. Они сократились на отрубленной голове, и оттого поднялись ее веки, и мертвые глаза взглянули на радостно кричащую, гогочущую толпу.

И вмиг толпа замолчала...

А потом глаза закрыли, голову положили между ног. Тело залили известью и в грубом деревянном ящике отвезли на кладбище Святой Магдалины и закопали в безымянной могиле. Оставшееся после королевы изношенное черное платье отдали в богадельню.

На следующее утро я встал засветло. Полдень застал меня уже далеко от Парижа. Через два дня я был в Бельгии.

Надежный человек переправил меня через границу».

Из комментариев К. Скотта: «Это письмо от Бомарше Ферзен вложил в свою запись о смерти королевы. Письмо это никогда не публиковалось, возможно, из-за надписи, сделанной на нем рукой Ферзена: „Все это вздор и ложь. Наверняка это всего лишь очередная пьеса бессовестного человека“.

ПИСАТЕЛИ УХОДЯТ

Весь июнь 1810 года Ферзен писал о Ней в записной книжке

«Ее образ, Ее страдания, Ее смерть – я не могу думать ни о чем другом».

«Только теперь я понял, как люблю Ее. О, как я виноват перед Нею! А если правда все, что говорил бумагомарака? Расплата? Расплата!»

«Мне кажется, что Бомарше... поселился рядом. Я часто думаю о нем. Но самое ужасное – ощущение постоянной вины, которое негодяй подарил мне. Вины перед Ней...

И еще один его подарок... Я уже не могу без «другой»... без ее тела. Вчера я узнал, что она спит с моим кучером. Я хотел прогнать мерзавца, но она сказала: «Кучер будет спать со мной, или я убегу от тебя...» Ад! Ад!

Но ночами... я вымаливаю у нее ласки. И этот ее последний стон.. И это бесстыдное движение губ... Туанетта! Туанетта!»

«Демон убит. Но теперь я один».

После этой записи идут пустые страницы. И вклеен смятый, а затем старательно разглаженный обрывок из газеты от 12 июня 1810 года. «Вчера в канале обнаружен труп неизвестной. Ее лицо, зверски обезображенное...» Далее все вырвано.

На последнем листе записной книжки (почему-то в середине страницы) осталась последняя запись графа:

«20 июня 1810 года. Сегодня в Стокгольме похороны наследника. Стоит прохладная погода. Приходил барон С. и рассказал о слухах, будто наследника отравил я, „чтобы осуществить безумную мечту– стать самому королем Швеции и начать войну с ненавистной мне Францией“. Слухи распространяют друзья маршала Бернадота, которого Бонапарт решил посадить на наш престол.

Добрый барон С. умоляет меня не ездить на похороны. Говорит, что составлен заговор и меня убьют. Ну что ж... Лучшего способа убежать из постылой жизни у меня не будет. Там, за окном кареты, будет та же кричащая

тупая толпа – так похожая на ту, которая ровно девятнадцать лет назад, в тот же день, двадцатого июня, окружила Ее карету...

Сегодня годовщина.

Я надеюсь уже сегодня свидеться с Нею.

Стокгольм, вечность».

– Я часто думаю о смерти графа, – сказал маркиз Шатобриану. Он вдруг стал печален и заговорил монотонно, без интонации: – Впрочем, они почти все умерли – те, кто был в тот день у Бомарше... И даже его слуга Фигаро лежит где-то в снегах России... А хитрец Бомарше просил похоронить себя подле купы деревьев в саду своего дома. Отличная идея! Я, наверное, сделаю то же самое, коли вы не дадите мне денег за рукопись и мне придется остаться во Франции...

Он прислушался. И добавил все с той же бесстрастной грустью:

– Но теперь это уже не имеет значения.

За стеклянной дверью в темноте возникла фигура в белом. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, человек в белом халате вошел в башню. Он поздоровался и не без торжественности объявил:

– За господином маркизом приехала карета.

– Ну вот и все, – вяло сказал маркиз. Но уже в следующее мгновенье им овладело бешенство и он закричал срывающимся голосом: – С кем имею честь?! Кто вы такой, сударь?

– Дорогой маркиз, я ваш врач, неужели не узнаете? – Пришедший повернулся к Шатобриану и церемонно представился: – Район, врач маркиза в Шарантоне. Мсье де Сад покинул нас, никого не предупредив

– Я вас вижу в первый раз! – орал маркиз. – На помощь!

Но в дверях уже стояли несколько человек. В темноте призрачно белели халаты.

– Прошу вас, мсье, – настойчиво сказал Район, Маркиз вдруг расхохотался:

– Ваша взяла!

Он встал, изящно поклонился Шатобриану и пошел навстречу людям в белом.

Шатобриан увидел, как пришедшие уводили маркиза в темноту, держа за обе руки.

Рамон вежливо улыбался:

– Прошу покорно простить за все беспокойства, причиненные моим пациентом. Поверьте, бедного маркиза можно только пожалеть. Его старший сын год назад погиб в императорской армии в Испании, и после этого он стал совсем плох... заговаривается... Недавно объявил, что в будущем его ждет слава, и потому он должен спешно рисовать проект будущего памятника себе. Причем памятник нарисовал очень странный... На нем он изображен с ножом в руке, убивающим... кого вы думаете?

Рамон остановился и вопросительно взглянул на Шатобриана. Поэт промолчал. Он понял.

– Бомарше! Почему Бомарше? При чем здесь Бомарше?.. Еще раз простите за беспокойство. Сейчас даже в сумасшедшем доме нет никакого порядка. Впрочем, как и везде. Вся страна превратилась в сумасшедший дом. Не то что во времена императора... И пациенты часто бегут.

– До свиданья, – сухо сказал Шатобриан.

– Я ваш верный почитатель. Жаль, что не знал, к кому приведут меня поиски бедного маркиза. Я захватил бы томик ваших стихов – всегда мечтал о вашем автографе...