Читать книгу "Офицер. Слово чести - Владимир Поселягин"

Когда офицеры наконец узнали, кто пишет такие едкие статьи, был собран суд чести, где постановили велеть мне прекратить выдавать эти цидульки. Пусть там написана правда, но ведь офицеры выставляются в не лучшем свете! Постановить-то постановили, но как-то меня не спросили. Я на это внимания не обратил. Пришлось им подключать тяжёлую артиллерию в виде командира нашего пятнадцатого корпуса. Тот вежливо попросил, и я пообещал, так как уважал его за профессионализм. Так что больше не пишу, но фотоаппарат при мне, и плёнка ещё есть, так что отправляю в редакцию только фотографии, на это уже предъявить мне нечего. Вот их изредка, раз в два месяца кто-то из старых казаков и возил. Они, кстати, тоже неплохо заработали, даже предложили мне ещё несколько казаков вызвать. Пока думаю, вообще работать с ними интересно, а один из старичков в прошлом пластуном был, как раньше называли разведчиков, хотя иногда и я его мог удивить.

Вот так бывает: сотни раз по краю я ходил, а попал под осколок вообще случайно, да ещё в лесу. Незнакомка не давала о себе знать, да и контактов у нас не было, только встречались во дворце да на моей квартире. Хм, я до сих пор не знаю, как её зовут, пусть она навсегда останется для меня прекрасной незнакомкой, приятным воспоминанием. Монахом я не жил, с польскими и прусскими женщинами встречался. Под Штеттином так мы три месяца на одном месте стояли, так что всегда удавалось уговаривать хозяек, тем более мужья-то в армии. А у тех, кто при мужьях, я не селился, не интересно. Вроде и прошло больше полугода, а вспомнить по факту и нечего, основное яркое пятно, которое не стёрлось из памяти, – это рейды с казаками в тыл германцев. Я однажды майора-связиста притащил, кстати, это его машину я потом командиру корпуса подарил, и вот за этого майора да за портфель у него в машине меня к чину майора и представили, только это звание дошло до меня через два месяца. Если не поторопишь, военная бюрократия, она такая… военная. С тех пор и ношу погоны с двумя просветами и двумя звёздами. Не путайте, тут знаки различия имеют некоторое отличие от будущих, две маленькие звёздочки на погоне крепятся на лейтенантский манер, это и есть майор. Три звезды, как старлей, подполковник, а чистый погон с двумя просветами – полковник. У капитана, когда я им был, тоже чистый погон с одним просветом, а у штабс-капитана обычные четыре звёздочки.

Эх, что-то я немного волнуюсь. Встреча с родителями первая, а ведь ещё есть младшие сестрички и брат. С ними я тоже переписываюсь, они такие милые письма пишут, а братец старается казаться взрослым. То, что госпиталь идёт в Москву, просто повезло, я уточнял у доктора, до этого два ушли в другие места, один на Минск, другой на Смоленск, там свои госпитали. В один город смысла всех везти нет, вот потихоньку и распределяют поток раненых по разным городам, ну а нас направили в Москву. Это уже потом дядька признался, что на смоленский эшелон они специально опоздали и, дождавшись московского, который подали к перрону, погрузили меня в него, передали доктору сопровождающие бумаги и договорились устроиться в вагоне с санитарами и разными медикаментами, но разместились в пустом тамбуре, куда никто не заходит, расстелили палатку и спали по очереди, пока второй караулил у моей койки.

И вот эшелон уже медленно движется по городу. Егор в купе заглянул, поинтересовался, не нужно ли мне что-нибудь, и, дав попить и мне, и второму офицеру, ушёл. Сосед мой очень интересовался, откуда у меня казачки – форма у них характерная, да и наглость через край прёт, не спутаешь. Я ответил, что нанял команду ходить в германские тылы, мы сработались, теперь те со мной постоянно. Они нестроевые, не призывные. Подполковник из нашей армии был, но из другого корпуса, про того пленного германского майора-связиста слышал, вот и интересовался подробностями, как мы его добыли. Да я особо и скрывать не стал, а узнав, что у меня в батарее четыре трофейных грузовика – сейчас, правда, три осталось, один сломался, – так совсем изумился. А на одном из грузовиков меня в госпиталь и отвезли. Про полевые кухни и остальные трофеи я ему ничего говорить не стал. Правда, про то, как на нас германские лётчики охотились, рассказал, да и в статье об этом печаталось, вместе со снимками сбитых аэропланов. Кстати, теперь такие самодельные зенитки многие имеют, я и у штаба корпуса видел два «максима», смотревшие в небо, и солдат, что дежурили рядом, поглядывая по сторонам. Хорошие идеи быстро берут на вооружение. Например, работа по квадратам на карте сначала использовалась на моей батарее, я был рационализатором, потом по всей артиллерии корпуса и, наконец, армии. Артиллеристы мгновенно оценили удобство работы и корректировки. То, что они ранее использовали, было не таким удобным. Если ранее Горелов считал меня недостаточно подготовленным для должности командира батареи, то после этого зауважал и с утроенной силой взялся учить меня. Я теперь при нужде и дивизионом командовать смогу.

Я видел в окно толпы народу, санитарные двуколки или просто телеги, подготовленные для перевозки раненых, то есть заполненные соломой или чем другим мягким. Стараясь высмотреть своих, я буквально выкручивал шею, ведь шевелиться не мог.

А император таким жуком оказался… он мои каски теперь выпускал с тем же девизом, но с отметкой, что это изделие личного императорского завода. И в конце: «Храни вас Господь». Авторитет Николая Второго теперь на огромной высоте. Да и поражений на фронтах особо нет, на нашем участке немцев в обороне перемалывают, а когда те выдохнутся, пойдем вперёд, жаль только, без меня. Столько готовился, и тут этот осколок. А вот на Чёрном море затишье, германцы пока удерживают там ситуацию, англичане пропустили «Гёбен» и «Бреслау», что сильно нервирует наших адмиралов, поди их поймай. На Балтике тоже неспокойно. Но пока ограничивается стычками. Видимо, «Цусимский синдром» действительно существует. Хм, между прочим, я о нём тоже писал, что вызвало резкую критику со стороны моряков. Одна из моих последних статей.

Среди толп на перроне хватало людей в военной форме, но я всё же высмотрел родителей Игоря. За тот год, что прошёл с момента моего перемещения, я уже настолько свыкся с ролью дворянина Волкова, что даже начал считать их родными людьми. Но свыкся с дистанционной ролью, и что сейчас будет при личной встрече, я не знаю. Может, материнское сердце подскажет, что с сыном что-то не так? Надеюсь, она это спишет на войну и стремительное взросление. Чины и награды за просто так не дают, они в письмах так и писали, что рады, что я взялся за ум, а то был в прошлом повесой, пьяницей и картёжником. Ну, Игорь и в армии этих привычек не бросил, и, видимо, плохо бы кончил, если бы я в его тело не попал. Да так и случилось, по сути на той дороге он умер под ударами бандитов.

Маму Игоря звали Светлана Николаевна, именно по ней я и опознал их, она стояла в светлом платье, за него глаза цеплялись, а рядом, держа её под ручку, возвышалась исполинская фигура Михаила Антоновича, отца Игоря. Ну, Игорь явно статью не в отца пошёл, скорее в мать: гибкий, невысокий и шустрый. А в лице смешались черты обоих родителей. Сестёр рядом не было, как, впрочем, и брата, видимо родители не хотели, чтобы те видели прибытие санитарного эшелона, всё же это зрелище требует крепких нервов. Отец Игоря работал на московской железной дороге и сейчас был в гражданском полувоенном костюме с погонами надворного советника, подполковника, если по чинам пехоты брать. Отвечал за грузовой поток на этой ветке – непростая работа, надо сказать. Как я понял, он занимался логистикой.