Читать книгу "Девушка за спиной - Илья Казаков"

Я поправил:

– «Вана Таллин». Ванна у тебя в номере.

Андрей не дослушал, побежал – мимо палаток с сувенирами. И даже не запыхался.

– Сегодня обязательно будет что-то веселое! – сказал он, когда я догнал его.

И мы пошли гулять дальше.

В магазине было все, что только могла пожелать душа туриста. Янтарь – в любых композициях и сочетаниях. Шапки-варежки. Фигурки рыцарей. Стеллаж с ликерами. Неизбежные майки с видами города.

Румяная продавщица в длинной юбке задорно смотрела на нас.

А друг на нее.

Я оставил их пожирать друг друга взглядами и склонился над витриной с бусами.

– Первый раз в Таллине? – спросила продавщица.

Я усилием воли отвел глаза от ее груди. Размер был как минимум пятый. И смотрела она на нас так, что кровь начинала гореть. Но я давно был огнеупорным, а вот друг…

А вот друг – нет.

Он лег на прилавок, вытягиваясь в ее сторону, насколько это было возможно. Она сделала то же самое.

Со стороны это выглядело как заставка киностудии «Ленфильм». С чуть разведенным или чуть не сведенным мостом.

Я увидел лампу, под Тиффани. Из больших кусков янтаря. Оставил их мурлыкать и принялся ее разглядывать.

Решил купить и понес к кассе.

Пришлось ждать, а потом покашлять. Меня не услышали, но я никуда не спешил. Посмотрел на часы. В принципе, уже можно было идти обедать.

– Вечером встретимся в кафе, перекусим, и она покажет нам город, – весело сказал Андрей.

Я подумал, выгляжу ли я уставшим. Вроде бы да, а вроде бы и нет. Но всё равно произнес:

– Я что-то устал. Лучше лягу спать пораньше. А ты погуляй.

– Ты чего лыбишься? – спросил он. И сам захохотал.

– Котяра. Неисправимый котяра, – сказал я.

Он разглядывал телефон.

– Предлагает сходить в варьете.

Я вспомнил о такелажниках, пьющих из рюмок размером с наперстки. Оценил еще раз странную неспешность портового города.

Официантка принесла счет. Упорно пытаясь говорить с нами на английском.

Она была противоположностью продавщице. Тонкая, молодая, с каскадом колечек в ухе и татуировкой с другой стороны шеи. Я задумался – какая она в постели – и, вероятно, именно от этого оставил слишком щедрые чаевые.

– У вас здесь чудесно, – признался Андрей.

Официантка посмотрела на него так, словно его русский оскорблял ее до глубины души.

– Это твои проблемы.

Акцент был карикатурным. Точно за столом, где рассказывают анекдоты о финнах.

– Что это с ней? – спросил друг.

– Ну ты даешь, – сказала продавщица.

Она переоделась. Блузка была с вырезом, открывавшим всю глубину и богатство груди.

– Всё рассчитал, орел.

Он написал ей эсэмэску. Совершенно откровенную. Что люди взрослые, чего дурить. Если приедешь – то да. Если нет, пойду с другом гулять.

– Мне сорок семь, – сказала она. – Не смущает?

Он поднял рюмку, салютуя.

В варьете было темно и скучно. В противоположном углу развалились на диванах голландцы с пивом. Две девушки, одетые так, словно они сошли с советских карикатур о загнивающем Западе, грустили у стойки.

– Ну что, поехали ко мне?

Он кивнул, улыбнувшись чуть цинично. Она достала телефон и вызвала такси.

Квартира была однокомнатной. Небольшой. Болонка, сходя с ума от счастья, бросилась встречать хозяйку.

– Еще выпить хочешь? – спросила она.

Вроде ничего не произошло, но куда-то исчезла та магия, которая выдернула его и заставила помчаться к ней.

Люстра на кухне светила тускло. От этого ее лицо выглядело по возрасту.

– Хочу, – сказал он.

Она достала «Вана Таллин», налила две рюмки до краев.

– Подожди здесь.

Андрей прошелся по кухне. Сувенирные тарелочки на стене. Какие-то таблетки. Три цветочных горшка на подоконнике. Чужая и не очень веселая жизнь.

– Иди, – позвала она его из комнаты.

Андрей зашел и увидел ее. В прозрачном белье. Шортики, какая-то накидка. Ее тело еле помещалось во всё это, словно вырываясь наружу. Он снова почувствовал желание. Ее руки оказались неожиданно ласковыми. Он дал раздеть себя, потом раздел ее. Когда у нее начали закатываться глаза, он несильно укусил ее за мочку уха. Пальцы сжали спину. Он подумал, что царапин всё равно никто не увидит.

– Ты женат?

Андрей даже не понял сначала – действительно ли он это услышал.

Она уже рычала, извиваясь.

– Ты женат?

– Нет.

Она захохотала, хотя дыхание сразу сбилось.

– Дуры! Какие же мы, бабы, дуры.

Он так и не спросил: почему?

Я уже пил кофе, а он всё еще ковырялся в омлете.

– Будешь писáть?

– А ты писáл бы? – сразу спросил он.

Я задумался.

– Не знаю.

– И я не знаю.

– Ты чего, грустишь что ли?

Андрей сложил приборы в тарелку. Взял чашку с кофе обеими руками.

– Нет, думаю.

– О ее словах? – спросил я, даже зная это наверняка.

Он кивнул.

– Ты лучший, – сказал я. – Женщины это чувствуют.

– Да, хорош, – сказал он.

Слишком много грусти.

Я хотел его приободрить. Потому что его настроение мне совершенно не нравилось. С таким надо было сидеть дома, а не путешествовать.

– Уверен, что она будет вспоминать тебя исключительно с нежностью. Может быть, даже иногда фантазировать.

– Шутишь?

Андрей смотрел уже живее. Я его понимал, такие встречи должны погружать в грусть. Мимолетом, по касательной – столкнуться с чужой жизнью. Если бы ей было двадцать, грусти бы не было.

– Уверен, – подтвердил я.

Хотя, конечно, ничего этого не знал.

Он доел, я пошел с ним на улицу. Ждал, пока он покурит. На углу аккуратные рабочие клеили плакат. Концертный зал Nordea. Агутин и Варум.

– Ну вот видишь, – сказал я. – Хоп-хей, ла-ла-лей!

Он швырнул сигарету рядом с урной. Раздавил.

– Поехали.

«Одна ночь в Таллине. Которую он будет вспоминать всю жизнь», – сказал я себе. И позавидовал – но не этим воспоминанием. Его грусти. Такой комфортной в начале марта.