Читать книгу "Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном - Татьяна Устинова"

Дед старался ей… помочь. Он старался ее развлечь. Он сутками работал на заводе, а когда прибегал домой, приносил ей что-нибудь утешительное. Нет, не еду, конечно, какая там еда, не было еды. Однажды принес зайца, сшитого из куска серой тряпки. Это они там, на заводе, сшили, когда после смены у них было часа два-три, чтоб поспать. Они с бабушкой не спали, а шили зайца. Он был бугристый, в комьях, уши разной длины, но у него была дивная морда, нарисованная химическим карандашом, – дед превосходно рисовал. Заяц лежал в коробке из-под прибора – вот это был подарок, вот это счастье!.. С тех пор маме легче было ждать под столом – у нее был заяц.

Для того чтобы ребенок не умер от голода, бабушка, выпросив у военного коменданта завода специальное разрешение, раза два ездила с эшелонами в какой-то более далекий тыл, где еще была еда, и меняла на крупу и сахар довоенные дедовы пальто. Дед был инженер, следовательно, человек состоятельный, ему было тридцать лет, он был очень хорош собой, и у него имелись пальто и даже плащ! Бабушка пересаживалась из теплушки в теплушку, пряталась от начальника поезда, чтоб не ссадил, стерегла узлы, чтоб не украли. В общем, как все. Что тут особенного?

Она была очень хорошенькой, моя бабушка. Похожа на рождественскую открытку 1903 года, где пухлая, кудрявая девочка протягивает розовые ладошки ангелу, спускающемуся с елки. Она такой оставалась всю жизнь. Почти никто и никогда не называл ее Антонина Федоровна, исключительно Тонечка. И еще она хорошо пела.

В каком-то эшелоне солдаты пели под гармошку «Синий платочек», это была новая песня. Ее еще никто не знал! И бабушка всю дорогу ее учила, повторяла, очень боялась, что позабудет. Что тогда делать? У кого спросить слова?

Вернувшись на завод, он спела «Синий платочек» подругам в перерыве. Ее услышал начальник цеха, составил два ящика из-под снарядов, взметнул на них Тонечку и велел петь. Она еще раз спела. Пришли из соседних цехов, и Тонечка опять спела. И после вечерней смены она, стоя на двух ящиках, опять пела.

И так она пела каждый день. И каждый день «Синий платочек» в Тонечкином исполнении слушали голодные, грязные, смертельно усталые люди, которым некуда было отступать, потому что позади Москва и у каждого под столом свой ребенок с прижатым к груди уродливым зайцем.

«Синенький скромный платочек падал с опущенных плеч, ты говорила, что не забудешь…»

Божье место

У нас и было-то всего часа два, наверное.

У нас было часа два и очень плохое настроение – из рук вон. Так бывает, когда все поперек, все не ладится, в какую-то больницу надо ехать – господи, как мне надоели больницы! – везти родственников и ждать, чем дело кончится, – господи, как это ужасно, ждать в больнице! И жаловаться не на кого и некому, ничего особенного не происходит, просто время пришло. Никто не молодеет и не здоровеет, а все стареют и болеют, всем нужна помощь, поддержка, в больницу поехать, в командировку проводить, вещи собрать, потом еще подумать о чем-то возвышенном, например о летнем спортивном лагере для Тимофея.

В общем, времени «на отдых на природе» у нас было мало, почти совсем не было.

Муж мой приехал с работы в середине дня и сказал тусклым голосом, что послезавтра, в воскресенье, он опять должен улететь – это ненадолго, может, дня на четыре, а может, на неделю, а в общем, как пойдет. Очень хорошо, сказала я, скатертью дорога. Кажется, сумка твоя так и стоит неразобранная. Мы вытащим оттуда ватные штаны, ибо в тот раз ты летал за полярный круг, и всунем плавки, ибо в этот раз планируется южное направление.

– Подожди ты острить, – сказал он по-прежнему тускло. – Я сегодня больше на работу не поеду. Давай куда-нибудь съездим… по старой памяти.

– По старой памяти – это, значит, куда? – не поняла я.

Оказалось, что в лес. Ну как раньше ездили, когда дети были маленькие, деревья, соответственно, большие, березы белые, машина была «Нива», и мы страшно ее любили, потому что наша «Нива» лезла через любую лужу и любую размолотую трактором грязь, и только двигатель ее бодро и радостно урчал. Нашей «Ниве» нравилось возить нас в лес!..

Ругая Женьку, которого скрутил приступ сентиментальности – такое бывает крайне редко, – я нашла какие-то брезентовые штаны – с трудом нашла, между прочим! – косынку голубого цвета, клетчатую рубаху и какую-то торбочку. Зачем ездят в лес? В лес ездят, чтобы собирать ягоды и грибы на лесной поляне. До грибов дело не дошло, рано еще, выходит, едем за ягодами.

…И мы поехали!

Мы поехали «как раньше» – деревнями и узкими дорожками, чтобы не угодить в пятничные толпы страждущих вырваться из «каменных джунглей».

Мы проехали Тимонино, Коренево, Собакино, поворот на проселок и съезд в лес в Никитском, это мы помнили со времен «когда деревья были большие», а дети маленькие и нас везла «Нива». Ничего вокруг не узнать, конечно. Дачные кооперативы «Ромашки», кафе «У Клавы» и хинкальные «Вкус № 1».

Но все-таки лес мы нашли. Он еще цел пока.

Мы пошли через поле – как нормальные люди, в брезентовых штанах и с торбочкой, и солнце палило так, что пришлось скинуть с плеч клетчатые рубахи, и мы удивились друг другу – под этим солнцем и на этом поле оказалось, что у нас какие-то неправдоподобно бледные лица и такие же белые, как тесто, руки.

Мы дошли до косогора, до берез, и здесь было просторно и прохладно, и даже оводы не летали. Бабушка моя очень любила это место, называла его «божье», именно потому, что ветерок и никаких оводов. В колеях старой, заросшей мелким кустарником и иван-да-марьей дороги мы углядели крепенький белый гриб с кофейной шляпкой, а потом еще и еще один! Мы аккуратно срезали их и складывали в торбочку, и она моментально и приятно потяжелела. Березы шумели высоко-высоко, и небо было просторное, жаркое, какое бывает только в начале лета, когда все самое лучшее еще впереди.

Мы долго бродили по лесу, поверх боровичков насыпали еще две горсти земляники – на самом деле мы больше ели, чем собирали, а это уж так, детям и чтоб пахло! Нет более прекрасного запаха на земле, чем запах земляники.

Мы вернулись затемно, и в этот момент мы очень любили друг друга и нашу жизнь, которая, оказывается, была и осталась прекрасна.

Кругом враги

Она – чертовски талантливая артистка. В таких случаях принято говорить – с большой буквы. Другие, менее талантливые, начинаются с обычных, менее больших, а она – именно с большой.

Нет, в ее случае все буквы должны быть большими – АРТИСТКА, вот так.

Он – гениальный артист. Не просто какой-то там талантливый! Буквы даже не большие, а огромные – ГЕНИАЛЬНЫЙ.

И у них ЛЮБОВЬ.

Не просто там как у всех, обыкновенная, серая, будничная, в которой дети орут, родители болеют, вечно денег нет, на работе зарплату не прибавляют, а, наоборот, вот-вот уволят, дома холодно, а квартплату все повышают, и скоро Новый год, нужно всем подарки покупать, у младшего по алгебре два, зато по русскому четыре с минусом, сапоги развалились, они же китайские, как им не развалиться, и резина на машине лысая совсем, и посреди всего этого – любовь. Вот и разберись, как с ней быть, с этой простой и обыкновенной любовью. Никак не быть. Есть она и есть. Хорошо.