Читать книгу "Прекрасные мелочи. Вдохновляющие истории для тех, кто не знает, как жить дальше - Шерил Стрэйд"

Это не обязательно означает, что отношения с твоей любимой обречены. Хорошие пары порой начинают с ужасного старта. Возможно, у вас еще все получится, но если ты будешь продолжать в том же духе, то ничего не выйдет. Я знаю, что ваша связь кажется тебе мощной, необыкновенной и зажигательной. Уверена, тебе кажется, что эта женщина – твоя собственная сексуальная мессия. Но ты неправа. Истинная близость – не психологическая драма. Это не «высочайшие вершины и глубочайшие бездны». Это не когда тебе шепчут в промежность стихи Джона Донна, а за этим следуют месяцы целибата – причем не по обоюдному согласию. Это редкие крохотные порции таких вещей – и целая куча всего прочего между ними. Это единение и нежная совместимость. Это дружба и взаимное уважение. Это когда нам не приходится говорить, что мы должны «полностью воздерживаться от общества друг друга» в течение тридцати дней.

Это не любовь, Похотливая Баба. Это ограничивающее постановление. У тебя нет близости с этой женщиной. Однако есть напряжение и скудость. Есть эмоциональный непокой и слишком вычурное представление о вашем союзе.

Полагаю, ты это знаешь. Я могла бы разложить все адресованные мне письма на две стопки: письма от людей, которые боятся сделать то, что, как подсказывает их сердце, сделать необходимо; и письма от тех, кто действительно сбился с пути. Думаю, ты написала мне, поскольку сознаешь, что тебе необходимо решиться на перемены, но боишься того, что эти перемены принесут. Я тебе сочувствую. Никто из нас не может знать, сколько уйдет времени на поиски новой любви. Зато мы знаем, что, сохраняя отношения, которые не устраивают тебя, ты остаешься неудовлетворенной. Это делает тебя несчастной, а заодно лишает шансов на другие, потенциально более перспективные романтические отношения.

Я далека от религиозности – не медитирую, не пою псалмов, не читаю молитв. Но строки из стихотворений, которые люблю, крутятся у меня в голове и кажутся мне до некоторой степени священными. Есть у Адриенны Рич стихотворение под названием «Расставания», которое я впервые прочла двадцать лет назад. Я думала о нем, читая твое письмо. Вот его последние две строки: «И на сей раз я предпочту любить / Всем разумом своим». Когда мне было двадцать два года и я впервые читала эти строки, эта мысль показалась мне радикальной – мысль о том, что любовь может возникнуть из наших самых глубинных, самых осмысленных намерений, а не из самых сильных мрачных сомнений! Сколько раз эти строки – «И на сей раз я предпочту любить / Всем разумом своим» – мелькали в моих мыслях за последние двадцать лет – и не сосчитать. Не проходило и дня, когда эти строки не напоминали мне о себе как на уровне сознания, так и подсознания. Можно сказать, что я верила в них, даже в те моменты, когда у меня никак не получалось жить в соответствии с их высокими устремлениями.

Предлагаю тебе тоже безоговорочно уверовать в них. Вопрос не в том, уходить тебе или оставаться. Вопрос таков: как преобразилась бы твоя жизнь, если бы на сей раз ты предпочла любить всем разумом своим?

Я разговариваю не с твоей промежностью, сестренка. Я смотрю тебе в глаза.

Твоя

Лапочка

Скверные поступки

Дорогая Лапочка!

На протяжении многих лет я страдала манией воровства, которая порой обострялась, а порой затухала. И все те годы я сидела на «коктейле» из психотропных средств от депрессии, тревожности и бессонницы. Оглядываясь назад, думаю, именно эти средства делали меня не способной бороться с компульсивным побуждением воровать. В моей голове возникал импульс – скажем, взять эту пару джинсов у одной подруги, или стянуть ту книжку – у другой, или забрать забытые цветочные горшки, оставленные на веранде пустующего дома. Однажды я даже вытащила деньги из бумажника своей будущей свекрови. Когда возникали такие навязчивые желания – о чем бы ни шла речь, – я пыталась уговорить себя не воровать, но в конечном счете не могла удержаться.

Больше я этого не делаю. Я прекратила принимать препараты примерно шесть лет назад и могу контролировать этот импульс, который теперь возникает редко. Нельзя всю вину валить на лекарства, потому что еще до того, как я стала их принимать, у меня появлялось побуждение красть, и порой я ему поддавалась. Это моя вина. Думаю, из-за собственных психологических проблем – в том числе неблагополучного детства (моя мать с незапамятных времен орала на меня, обзывая лгуньей, обманщицей и воровкой) – я не только старалась соответствовать материнским «пророчествам», но и, возможно, пыталась вызвать в людях ненависть и отторжение за то, что была лгуньей и воровкой. Я также компульсивно рассказывала людям чудовищную ложь, истории за гранью здравого смысла. Они просто сами из меня лезли.

Я ненавижу себя за эти поступки. Не знаю, как стереть их и начать жить с чистого листа. Сама мысль, что друзья и любимые люди, которых я обманывала и обкрадывала и которым я скармливала свои небылицы, узнают о моем поведении, повергает меня в ужас. Я уже не тот человек, какой была прежде, и не один год. Мое величайшее желание – суметь простить саму себя; перестать ненавидеть себя за эти предательства. Я давно пытаюсь примириться с прошлым, но мне никак не удается приблизиться к заветному желанию. Я много читаю на тему прощения и спустя годы снова вернулась к психотерапии, но ненависть к своим грехам не отпускает меня.

Знаю, что болезнь не вернется и я не буду больше воровать. Достаточно ли этого? Должна ли я признаться всем пострадавшим в своих поступках? Или могу ограничиться раскаянием, не рассказывая людям, как нехорошо с ними поступала? Конечно, они отвергнут меня, если я признаюсь в обмане, хотя уже давно перестала быть лгуньей и воровкой. Мне ужасно жаль, что в моей жизни были такие страницы, и я готова искупить их, чтобы подобное не повторилось. Пожалуйста, помоги, Лапочка! Я так мучаюсь!

Отчаявшаяся

Дорогая Отчаявшаяся!

Пятнадцать лет назад я устроила гаражную распродажу. Тогда я только-только переехала в город, в котором живу до сих пор. В кармане у меня осталось буквально двадцать центов, так что я вынесла на лужайку почти все, что у меня было: платья из благотворительных магазинов и книги, браслеты и безделушки, посуду и обувь.

Покупатели приходили и уходили в течение всего дня, но главными моими «компаньонами» в тот день были несколько соседских парней-подростков, которые шныряли вокруг, поглядывая на мои вещички, расспрашивая, почем то да се, хотя у них не было ни денег на покупку, ни намерения стать обладателями скучных немужских вещей, которые я распродавала. Во второй половине дня один из ребят сказал, что другой кое-что украл у меня, а именно, пустой кожаный чехол от древнего фотоаппарата, который я когда-то использовала как дамскую сумочку. Эта вещь едва ли заслуживала внимания: в лучшем случае я выручила бы от ее продажи баксов пять – не больше, но я все равно спросила подозреваемого, брал ли он чехол.

– Нет! – выкрикнул он и пулей помчался прочь.

На следующий день он снова пришел, одетый в мешковатую серую толстовку с капюшоном. Он долго маячил возле стола, на котором были разложены вещи на продажу, и, когда думал, что я смотрю в другую сторону, вытащил из-под толстовки чехол от камеры и сунул его туда, где он лежал накануне.