Читать книгу "Любовь контрабандиста - Барбара Картленд"

— Monsieur тоже выпала большая удача, та cherie[41], так как вы очень привлекательны.

— Хьюги, я не желаю этого брака, — повторила Леона с ноткой отчаяния в голосе.

— Но что еще вам остается? — осведомилась мадам Дюпон. — Хьюго говорил, что у вас нет денег, нет приданого. Понимаете ли вы, что будет крайне сложно найти себе супруга, когда вам нечего предложить ему, кроме себя самой, как бы прелестны вы ни были? И, enfin![42]. Все молодые девушки стремятся выйти замуж. Что может быть печальнее, чем остаться старой девой?

— Я лучше проведу остаток своих дней в одиночестве, чем стану женой мистера Куэйла, — отрезала Леона.

— Прошу тебя, Леона, будь благоразумной, — взмолился Хьюго. — Ты знаешь, в каком мы положении.

— Вот именно! — подхватил Лью Куэйл с неприятной усмешкой в уголках губ. — У Хьюго бездна здравого смысла, вот что меня всегда в нем восхищало. Он-то понимает, что долг в семь или восемь тысяч фунтов — точно я не подсчитал — не может быть так просто списан со счетов одним взмахом брови или, с позволения сказать, одним глупым капризом в самой прелестной головке на свете.

— Хьюги все вернет вам в срок… — начала было Леона, но тут ее перебила мадам Дюпон.

— Восемь тысяч фунтов! — воскликнула она. — Сколько это будет во франках? Помилуйте, да ведь это целое состояние! И это все Хьюго задолжал вам?

— Совершенно верно, мадам, — ответил Лью Куэйл, обращаясь к ней. — Но, как я, по-моему, уже объяснил раньше, я готов аннулировать этот долг одним росчерком пера, списать его полностью в тот день, когда я поставлю свою подпись на брачном контракте.

— Это очень великодушный жест, monsieur.

— Тем не менее я пойду на него с огромной охотой, — заявил Лью Куэйл.

Мадам Дюпон коснулась его руки своими унизанными драгоценными перстнями пальцами.

— Helas! Будет жаль, если вашу щедрость не примут или не оценят должным образом.

— Да, пожалуй, — вздохнул он. — Могу ли я рассчитывать на вашу помощь, мадам?

— Разумеется, monsieur, — ответила она и обернулась к Хьюго:

— Mon cheri, прошу тебя, образумь свою маленькую сестренку. Это homme du monde[43], он хорош собою и явно очень богат. Где она сможет получить лучшее предложение? Во всяком случае, не здесь, во Франции.

— Я уже сказала вам, что вообще не хочу выходить замуж, — усталым тоном произнесла Леона только для того, чтобы убедиться, что ее никто не слушал, и с чувством беспросветного отчаяния осознать собственное бессилие.

Что ей оставалось делать? Что она могла противопоставить этим троим людям, которые решали ее судьбу, абсолютно пренебрегая ее мнением на этот счет?

— Вы могли бы обвенчаться здесь, в Дьеппе, — услышала она голос мадам Дюпон, — днем раньше или днем позже нашего бракосочетания с Хьюго. Наше венчание состоится в католическом соборе, но, без сомнения, нам удастся найти и священника вашей веры, который обвенчает вас.

— Нет! Нет! — воскликнула Леона с такой неистовой силой, что все тут же обернулись в ее сторону. — Если мне придется выйти замуж, я хочу венчаться в Элфристоне, в той самой церкви, где я была крещена и где похоронены мои отец и мать.

— Вот и отлично. — Это сказал Лью, и по противной торжествующей ухмылке на его губах она поняла, что в глубине души он уже считал себя победителем. — Мы поженимся в Элфристоне, а потом, если вам будет угодно, проведем наш медовый месяц в замке.

— Ах да, замок! — рассеянно пробормотал Хьюго, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову. — Что ж, пожалуй, я лучше передам его тебе, Лью, так как, судя по всему, сам я уже никогда не смогу туда вернуться.

— Я приму его в качестве свадебного подарка, — отозвался Лью. — Он будет полезен мне до определенного времени для небольших торговых операций, в которых мы с тобою оба заинтересованы, а когда они перестанут приносить мне выгоду, я стану уважаемым человеком — мистером Лью Куэйлом из Ракли-Касл! Звучит довольно внушительно, как ты считаешь?

Леона поджала губы, едва удерживаясь от того, чтобы не оборвать его. Теперь она знала точно, на что он рассчитывал. Она всегда подозревала, что по своей сути он был обыкновенным снобом и честолюбцем и никогда не забывал и не мог забыть о сплетнях и тайнах, окружавших его рождение. Лью был прав в том, что, женившись на ней, как владелец Ракли-Касл он занял бы совершенно особое положение среди знати графства.

Память у людей короткая, и, если он сменит свой образ жизни на более респектабельный, его прошлое очень скоро будет забыто.

— Так, значит, решено, — произнес Лью. — Леона и я отплываем завтра ночью.

— Но на чем же вы отправитесь в путь? — спросил Хьюго.

— На нашей яхте, само собою. У меня есть груз, который я намереваюсь припрятать в одном укромном уголке к северу от Бичхэда. Доставка его в Лондон в этом случае обойдется несколько дороже, чем обычно, но зато место вполне надежное, а это на данный момент для нас важнее всего. Солдаты лорда Чарда, должно быть, уже ищут меня, но только не там, где я собираюсь пристать, и Леона вместе со мною.

— Ты полагаешь, что с ней все будет в порядке? — осведомился Хьюго с внезапной тревогой в голосе, словно вдруг представив себе весь риск, связанный с подобным путешествием.

— Она всегда будет в безопасности рядом со мной, — хвастливо заявил Лью. — И в одном ты можешь быть совершенно уверен, Хьюго. Я никогда не упущу ее и не позволю ей ускользнуть от меня.

Сейчас его слова были обращены к ней, и Леона понимала это. Она даже не посмотрела в его сторону, когда, поклонившись мадам Дюпон и поцеловав ей руку, он взял ее холодные пальцы в свои.

— Итак, мы обо всем условились, — произнес он тихо.

Она не ответила, стоя неподвижно, с поникшей головой, и тогда он поддел ее рукою под подбородок и приподнял ее лицо. Какое-то мгновение она сопротивлялась, затем открыла глаза и в упор взглянула на него.

Должно быть, он заметил в них выражение безграничной ненависти и одновременно понял, до какой степени она была напугана, так как все ее хрупкое тело задрожало от его прикосновения. Лью негромко рассмеялся, иронически скривив губы, но огонек в его глазах ясно свидетельствовал о том, что само ее сопротивление лишь возбуждало его. Он принадлежал к породе людей, привыкших побеждать, привыкших вопреки всем препятствиям добиваться своего, и девушка сознавала, что от него ей напрасно было ждать жалости или снисхождения — ничего, кроме неприкрытого насилия, — и что его страсть к ней не будет утолена до тех пор, пока она не уступит и не подчинит свою волю ему — полностью и безоговорочно.

— Мы отплываем завтра ночью, — сказал он.