Читать книгу "Индейское лето - Евгения Перова"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лев Николаевич, можно?
Из-за двери доносится раздраженный рык, но Лена все равно входит.
– А, это ты, – голос главврача заметно смягчается. – Ну что, болит? Температура опять?
– Нет, нет, у меня все хорошо. Лев Николаевич, я хотела вас попросить! Не могли бы вы проявить мужскую солидарность?
– Что я должен проявить?!
– Солидарность. Мужскую! Понимаете, в пятьсот пятую к Северьяну жена пришла. Бывшая.
– Ну и?
– Если она еще полчаса там побудет, придется его в реанимацию везти.
– Что, так плохо?
– Ужасно.
– А тебе, конечно, до всего дело есть! Ладно, допишу и приду. Ну хорошо, хорошо, прямо сейчас! Пойдем.
Лев Николаевич встает и оказывается с Лену ростом – невысокий, коренастый, решительный. В его облике и в самом деле есть что-то львиное: высокий выпуклый лоб, пышная седина.
– Как сама-то?
– Спасибо, хорошо!
– Стихов новых не сочинила?
– Сочинила.
– Ну-ка!
Они останавливаются посреди коридора, и Лена негромко читает:
– Грустно что-то! – неодобрительно говорит главврач. – Вот про йогурт мне больше понравилось. Как это там: «За что же йогуртом кормить русского поэта!»
– Травить! За что же йогуртом травить русского поэта!
– Хорошо! И про водочку: «Запотевший шкалик водки на лимонных корочках»! Здорово!
– Спасибо.
– Та-ак! Это что такое?
Он решительной походкой направляется к посту, оттуда порскает сестра и начинает что-то объяснять. Врач отмахивается от нее и бежит дальше. Всё вокруг встает по стойке «смирно». Сестры, болтавшие на углу, разбегаются в разные стороны, а двое больных, сидевших в креслах, делают судорожные попытки встать. Одному это удается, и он стремительно скрывается в палате, другой остается сидеть, понурив голову.
– Ну что, Сидоров? Трепещешь? То-то же! Смотри, в следующий раз такую клизму вставлю, мало не покажется!
– Да, Лев Николаич! Да как бог свят!
Врач открывает дверь в пятьсот пятую палату, на мгновение голоса становятся слышней, и до Лены доносится: «Никогда! Никогда ты меня не понимал!» Потом все стихает, и слышится только неразборчивое рокотание Льва Николаевича. Через некоторое время дверь открывается. Врач пропускает Лиду вперед: «Только после вас!» Лида выходит, он за ней. Лев Николаевич подмигивает Лене и вежливо, но настойчиво выпроваживает элегантную даму с заплаканными глазами к выходу. Низенькая женщина с рыжим начесом, до этого жадно ловившая проникавшие сквозь дверь звуки, подбегает к Лене:
– Это его жена приходила, да? Северьяна этого? Ой, какая элегантная! Бедная, бедная! Бросил красавицу! А она ему и то принесла, и это! Ах, мужики – такие сволочи! Правда? Леночка, правда? Уж мы-то с вами знаем! Уж нам ли не знать! Мой второй муж…
* * *
Вечер следующего дня. Лена и Сева сидят в холле перед выключенным телевизором и тихо разговаривают. Мимо изредка проходят гуляющие больные и сестры, медленно проползает маленькая старушка-уборщица, похожая на взъерошенного ежика – она не столько моет пол, сколько опирается на швабру, везя ее перед собой. Рыжая дама плавно дефилирует в отдалении, время от времени проплывая мимо с жеманной улыбкой. Видно, что ее разбирает любопытство. Вдруг в конце коридора появляется дочь Лены Лика – высокая тоненькая девушка-подросток с рюкзаком и в высоченных тяжелых ботинках.
– Здрасте! – говорит она неожиданно низким голосом, приблизившись.
Сева, поклонившись Лике, встает и отходит, а к нему тут же устремляется рыжая дама.
– Это кто? – подозрительно прищурившись, спрашивает у матери Лика, кивая в сторону Северьяна.
– Кто-кто… Жак Ив Кусто.
– Ма-ам!
– Ну кто это может быть, детка? Больной из соседней палаты.
– Не называй меня деткой! Нет, ты смотри, только из реанимации, а туда же!
– Куда – туда же?! Что ты такое говоришь?!
– А то я тебя не знаю!
– Ладно, как ты там одна справляешься? У бабушки была?
– Да все хорошо, не парься! Бабка – порядок! Вчера к ней ездила. Она ничего, молоток, только всю дорогу меня Владиком называла.
– А ты?
– А я не сопротивлялась. Владик – так Владик. Нам, татарам, все равно.
– А Мося?
– Ну, Моська вообще лучше всех!
– Мосечка! Сколько ты с ней гуляешь, минут десять небось? Все в интернете сидишь?
– Да знаю я, знаю, сколько гулять. Как сама-то? Вот я тебе тут принесла йогурты всякие, соки…
– Да зачем, детка! Я скоро уже дома буду!
– Скоро! – детка начинает подозрительно шмыгать носом.
– Ну-ну, что ты, зайка!
Они обнимаются и некоторое время сидят, прижавшись друг к другу. Потом Лика отстраняется и вытирает слезы.
– Стенгазета там, в коридоре – твоих рук дело? – сурово спрашивает она, шмыгая носом.
– Моих.
– Опять ты за свое, никуда тебя отпустить нельзя! Тут же самодеятельность какая-то начинается!
– Да ладно, не ворчи! Ой, что я тебе расскажу! У нас тут такое было!
– А что?
– Тут одна толстуха поступила – грыжу удалять. А перед операцией вечером ужинать нельзя, и клизму на ночь делают…
– Фу-у!
– Ничего, дело житейское! А она натрескалась на ужин, ей еще и утром клизму засадили. Иду я и вижу дивную картину – мчится эта толстуха по коридору, за ней сестры с каталкой бегут и кричат: «Куда, куда! На каталку!» А она им: «Щас, щас, я только в туалет сбегаю!» Анестезиолог мрачный в дверях операционной стоит: «Что это такое, почему больная до сих пор не на каталке?» А сестры ее никак поймать не могут.
– Ой, да сочиняешь ты все!
– Как бог свят, как Сидоров говорит.
– А что Сидоров? Попало ему?
– А то!
– Сочинила чего-нибудь?
– Ни дня без строчки!
– Ну, прочти, что ли.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Индейское лето - Евгения Перова», после закрытия браузера.
