Читать книгу "Попытка контакта - Михаил Иванов"

И никто из дам не поинтересовался происхождением женщины-доктора. Правда, оно явно было не из высоких. А до ее акцента и вовсе никому дела не было.

Были и другие разговоры.

Городские обыватели и (частично) военные моряки рассуждали об обстреле Одессы. Тема была куда более интересна, чем взятие на абордаж французского парохода фрегата: во-первых, она просто была свежее; во-вторых, это было событием более значимого свойства. Большинство флотских полагало, что победа в бою с французом была в первую очередь следствием везения команды «Морского дракона». Нападение громадной эскадры (двадцать семь вымпелов!) удалось отбить, хотя при этом сгорели девять торговых судов. Мало того: четыре вражеских фрегата получили повреждения, и это видели многие.

Тема получила неожиданное продолжение в зале Офицерского собрания. Армейские и флотские офицеры оживленно обсуждали результаты атаки на Одессу. Споры подогревались соответствующими напитками. И тут некий веский голос заставил спорщиков обратить на себя внимание.

– Сдается мне, господа, что вы не понимаете главного: война уже проиграна.

Сказал это капитан второго ранга граф Кржижановский, бывший на тот момент начальником батарейной палубы на «Первозванном» и заслуживший превосходную репутацию (а также повышение в чине и ордена) при Синопе. До оскорблений дело не дошло, поскольку означенный моряк продолжил мысль:

– Тенденция, господа, такова, что Российская империя плетется в хвосте у Европы в части технических новшеств. Я моряк, моя специальность – морские орудия, и по ним-то вижу, что отставание наше не только не уменьшается, но растет с каждым месяцем.

Князь Мешков был, вне сомнений, светским человеком, и потому со всей вежливостью вопросил:

– Граф, не угодно ли будет вам привести примеры такового отставания?

– Сколько желаете, князь. Для начала возьмем хотя бы хорошо известный вам «Морской дракон». Кстати, именно его полагаю вершиной технической мысли российских кораблестроителей.

Лейтенант Мешков двинул усом, но промолчал. Между тем граф продолжил с изысканной небрежностью:

– Сей корабль я видел вчера и сегодня у причала. Слыхал я, что «Морской дракон» способен достичь скорости в шестнадцать узлов, и готов тому поверить. Высокомощная паровая машина на небольшом корабле – вполне возможно. Также говорили, что ваш корабль идет совершенно без дыма, и это делает «Морского дракона» менее заметным. И такое могу представить, если топливо не каменный уголь. Но также я верю собственным глазам, а они видели лишь одну небольшое орудие на палубе. Это тоже не удивляет: все, в том числе вооружение, принесено в жертву скорости. Одержана славная победа над пароходофрегатом «Эридис», не спорю, но, полагаю, присутствующие здесь моряки согласятся, что в этом деле удача сказала весьма важное слово. Одно-единственное попадание бомбой – и критическое повреждение корпуса.

За честь моряков неожиданно вступился некий пехотный поручик:

– Меткость и обученность артиллеристов вполне может заменить количество пушек.

Послышалось множество явно одобрительных реплик. А граф между тем гнул свою линию:

– Принужден вам возразить, сударь, чье имя, к сожалению, не имею чести знать. Если бы речь шла об обычных кораблях, то да, согласен с вами. Но скоро на сцене появится нечто другое. То, чего у России нет и будет, полагаю, нескоро.

Сказано было настолько многозначительно, что даже те, кто неприязненно относились к Кржижановскому, навострили уши. А тот продолжал.

– У меня есть знакомства среди наших соотечественников, проживающих во Франции, а те делятся интересными новостями. Известно ли вам, господа, о панцирных кораблях?

– Если даже я о них слыхивал, то уж верным делом сие не ново, – отозвался все тот же неугомонный поручик.

Ответом была очаровательная улыбка и слова:

– Совершенно точно, сударь, вы правильно отметили известность концепции…

Пехотный офицер наклонил голову. Видно было, что он польщен похвалой.

– …но Европа в настоящий момент совершает переход к воплощению изложенного в металле. Уже проведены опыты: создана и испытана корабельная броня в сто десять миллиметров…

Многие нахмурились. Употребление французских мер полагалось почти неприличным.

– Это четыре с половиной английских дюйма, – раздался негромкий голос сзали оратора.

– …верно замечено, но суть не в этом, а в том, что ядра от нее отскакивают, оставляя лишь вмятины глубиной до тридцати пяти миллиметров…

– Примерно полтора дюйма, – прокомментировал все тот же голос сзади.

– …и это еще бы ничего, но поговаривают, что император Франции вот-вот подпишет решение о строительстве кораблей, закованных в такую броню. Мне любезно рассказали о сем прожекте. Восемнадцать гаубиц калибром двести двадцать миллиметров, господа. Паровая машина как основной движитель. Тысяча шестьсот тонн, экипаж двести восемьдесят человек! И таковых монстров предполагается к постройке пять[15].

Поручик отнюдь не был настроен на сдачу:

– Сила войска русского в духе и стойкости. И уж коль скоро помянута Франция, то в двенадцатом году это ей доказано было!

Собрание одобрительно зашумело с новой силой.

– Охотно соглашусь с вами, – все столь же любезно отвечал многознающий артиллерист, – но никакая стойкость и обученность артиллеристов не помогут ядрам пробить стальную броню.

Шум приутих. Ответил голос человека, привыкшего командовать. Это был капитан первого ранга Ергомышев.

– Позвольте все же возразить, граф. Нисколько не ставя под сомнения ваши слова, вижу некоторые слабости в этих описанных вами кораблях, каковые я бы назвал «броненосцами».

– Весьма подходящее название, господин капитан первого ранга – поклонился в ответ Кржижановский.

– Так вот, – продолжил Ергомышев, – сии закованные в металл чудища представляются мне весьма тихоходными хотя бы в силу огромного веса бортовой брони. Думаю, что не ошибусь, оценив их предельную скорость узлов в шесть; много, если семь. Полагаю, что маневренная эскадра сможет им противустоять. И слова о неуязвимости таковых от артиллерийского обстрела мне кажутся преувеличенными. Не является защищенной, как понимаю, дымовая труба, уж не говорю о рангоуте. Пушечные порты также являют собой слабое место, ибо их вообще невозможно укрыть. Наконец, непроницаемые для ядер борта вовсе не означают то же самое для палубы.

Только самый зоркий глаз смог бы увидеть в ответной улыбке Кржижановского снисходительность.

– Нижайше прошу прощения, Лев Андреевич. Совершенно забыл сообщить, что и палуба бронирована – двадцать пять миллиметров…

– …дюйм то есть…