Читать книгу "Свое время - Яна Дубинянская"

— Ложись спать, — посоветовала Арна. — Завтра въежаем в дивный шахтерский край, там могут начаться манцы.

Манцы начались еще до Богданова пробуждения. Как он восстановил потом задним числом, на какой-то промежуточной станции от поезда отцепляли пару-тройку вагонов, а в одном из них ехали звуковая установка и Влад, ехали нелегально, по договоренности с проводником — как, как ты договаривался, сволочь?! — орала Арна на Костика, когда Богдан разлепил глаза, — и надо было за неполных семь минут стоянки перезагрузиться (такое легонькое компьютерное слово, ага) в правильный вагон, где не было свободного места даже в тамбуре, а проводник ничего не желал знать. Но к тому времени, как разлепивший глаза Богдан предложил свои услуги в качестве одной человеческой силы, все уже вроде бы уладили. Во всяком случае, они опять куда-то ехали, и громыхали инструменты на верхних полках, и ящики с техникой загромождали все пространство, при малейшей попытке пошевелиться впиваясь в бок и подсекая под колено, и тянулась за окном бесконечная степь с вкраплениями терриконов, похожих на пирамиды для фараонских чиновников средней руки. Но судя по тому, как отчаянно Костик ругался с кем-то по мобиле, продолжая материться безадресно, когда пропадала связь, проблемы не кончились. Арны в купе не было, и Богдан ничего не понимал. Обращаться к Костику, изрыгающему многоэтажное, не представлялось разумным, а вот у Влада, чья мрачная рыжая физиономия торчала из-за ящика напротив, он рискнул спросить:

— Что-то не по плану?

— Руки!!! — заорал Влад, хотя Богдан ничего и не думал трогать.

И тут купе тряхнуло, ящики поехали прямо на Богдана, так что и правда пришлось выставить руки, подхватывая сооружение; прибыли. Хотелось бы знать, что теперь.

— Что ж вы тормозите так?! — заорала, возникнув, Ар­на. — Выгружайтесь!!!

Их никто не встретил, и кадавры волокли инструменты на себе к концу перрона, куда Костик подогнал что-то похожее на милицейский бобик, а Богдану удалось прицепиться на время к установке Влада, поминутно вопившего: «Руки!», и смыслов в его любимом слове звучало много. А потом вся команда с вещами толпилась сиротливым табором под черным ходом очередного ДК (Богдан уже навострился распознавать такие здания в любом ракурсе), на крыльце курили какие-то мужики в спецовках, свысока бросая любопытные взгляды, а маленький нервный дядечка в сером костюме выговаривал Арне, что он, конечно, помнит, и все в силе, и он сам только рад бы, но время, время…

Арна ему сказала. Вроде бы цензурно, однако воспроизвести Богдан бы не смог — а дядечку затрясло мелкой дрожью. Спустив голос, как сморщенный шарик, до дрожащего шепота, он признался:

— И наверху кое-кто против. Лично я только за, но там…

Она больше ничего ему не сказала. Просто двинулась вперед, и человечек с монашески возведенными глазами остался позади, в неактуальном прошлом, а он, Богдан — за очередными кулисами, под какофонию настраивающихся инструментов и Владово «Руки!» монтируя установку, а потом Арна уже стояла на сцене, и он ничего не успел — ни понять, что же все-таки происходит, ни даже заглянуть к ней в гримерку.

— Тьфу ты, — протянул сиплый мужской голос совсем близко. — И кто ее, шлюху, на сцену выпустил?

Богдан обернулся молниеносно, готовый дать в морду, прибить, изничтожить!.. и сглотнул, глупо стискивая кулаки.

Рядом с ним за кулисами стоял один из давешних работяг, прокуренный, небритый, словно припорошенный пылью серой щетины — и медленный, страшно медленный. Он, Богдан, успел бы не то что надавать по морде, а и даже измолотить этого дядьку в котлету, прежде чем тот пошевелился бы в ответ. Его оскорбление не могло достичь Арны в принципе, безнадежно отстав от ее времени. Богдан и сам тоже начал отставать, каждая секунда, потраченная на рассматривание этого типа, была словно крюк, прицепленный к буксующему грузовику. Арна уже, кажется, закончила читать.

— Фигасе, а как мы выйдем? — спросил, зачехляясь, кто-то из кадавров. — Видали, что там делается?

Влад выглянул и присвистнул.

— В курсе, — злобно бросил Костик. — Это Присяжного люди. Местный авторитет типа от профсоюзов. Нас пре­дупреждали.

— И что теперь?

— Как что? — прозвенела Арна. — Пойдем!

Богдан едва лишь выглянул за окно и увидел толпу, заполонившую площадь перед ДК, некоторые были с транспарантами — а прочитать их получилось уже внизу, на ходу, стараясь не отстать от Арны, шагавшей словно сквозь строй, и строй не расступался, а вязко расползался перед ней, словно студень или желе. «Проституткам не место на сцене!», «Шлюха, вон из нашего города!», «Порнография — не стихи» и совсем уж непонятное: «Полтороцкий — сутенер!»; фамилию Богдан вроде бы знал, но не помнил откуда.

У людей, которые это держали, были застывшие, а вернее, очень-очень медленные лица. Кажется, они и вовсе не замечали ни стремительную Арну, ни следующих за ней кадавров с инструментами, ни Влада, самолично транспортирующего на тележке железнодорожного вида свою бесценную установку. Впрочем, бобик ждал за первым же углом.

— Присяжный платит десятку за митинг, — по-деловому пояснил Костик. — Если с транспарантом — двадцать. Тут депрессивный регион, половина шахт закрыта, для людей это деньги.

— Все равно козлы, — пробормотал Влад.

— Ага, проживи с семьей на пенсию бабушки, тогда поговорим.

— Но слушали же, — сказала Арна. — И люди в зале, и эти, на улице — все слушали! Такую аудиторию прикольно работать, чтобы до каждого дошло. Самый кайф.

Про замедленного, но очень искреннего работягу за кулисами Богдан не стал ей говорить. И спрашивать тоже никого ни о чем не стал, хотя в который раз ни черта не понял в случившемся. Чужая жизнь неслась вперед на огромной скорости, и все его силы целиком уходили на то, чтобы не отстать — разобраться же в этой жизни, не говоря уже о том, чтобы сделать ее хоть частично своей, казалось абсолютно нереальным.

Они снова ехали в поезде. А только что ведь погрузились, спрессовавшись, в бобик с правильной надписью на кузове — «Люди». Богдан до сих пор не привык, ускоренное время выпадало из его восприятия целыми блоками, окончательно сбивая ко всем чертям внутренние часы и календарь. И как назло, на глаза никак не попадались настоящие, бог с ними, с часами, хотя бы календари.

Он проснулся раньше Арны, раньше всех, за окном брезжил рассвет, превращая скучные коробки большого индустриального города в нечто розовато-фантастическое. Рассветы стали очень длинными, и закаты тоже, только по ним, мимолетным промежуточным состояниям, и было заметно, как далеко мы оторвались от всеобщего, астрономического времени, завязанного на вращение Земли. «Мы» — очень удачное слово. Позволяющее искусно вылавировать в сторону от вопроса, который все чаще настойчиво перегораживал путь: а что здесь и сейчас делаю лично я?

Арна. Только ведь, если честно, то девяносто процентов своего пришпоренного времени о нем, Богдане, она не помнила в принципе. Арна работала концерты, разруливала проблемы в диапазоне от взаимодействия с местными до фальшивящих инструментов, она вникала во все, начиная с обязанностей Костика и заканчивая жизнью и творчеством каждого из кадавров. И в то же время она азартно путешествовала, не пропуская ни одной встречной достопримечательности и везде выискивая новые, неохваченные туристами, и в каждом городе непременно навещала старых и заводила новых друзей и знакомцев, и ни с кем не отказывалась выпить в гримерке, поесть шашлыков на природе или закатиться в самый шикарный ресторан местного значения, и при любой возможности слушала аборигенских поэтов и музыкантов, необидно критикуя, а чаще искренне восхищаясь без грамма лести… А я делаю вид, что все это зашибись как интересует и меня. Просто чтобы оставаться рядом. Чтобы не отстать.