Читать книгу "Эта тварь неизвестной природы - Сергей Жарковский"

– Мурад, дешевле и быстрей будет денег дать, – сказал Фенимор, помолчав.

– Я понимаю, – сказал Мурад спокойно. И принялся за следующий ствол. Руки только у него подрагивали. – Но только умом… Умом-то я Россию понимаю… А вот… Э! Ладно. Ты иди, Вадик, отдыхай, вернёшься с выхода, поговорим. Зря я сейчас. Весь день себя успокаивал.

– Я напомнил.

– Ты не знал… – Он вдруг улыбнулся. – Меняю тему. Соседи у нас новые, кстати. С той стороны дома.

– Опять альпинисты? – спросил Фенимор, принимая игру.

Мурад покивал, глядя в ствол на синее небо.

– Главное, чтобы костры в доме не палили, – сказал Фенимор с озабоченностью.

– Там хуже. Там гитара и девушка.

– Придётся убить! – сказали они хором, и Фенимор пошёл домой, на свой второй этаж.

Дома было тепло. Фенимор с порога послал воздушный поцелуй своим сияющим на окнографии девчонкам, проверил оба калорифера, потрогал розетки, не перегрелись ли, и только потом снял куртку, бросил пакет на топчан. Высунувшись в кухоньку, поставил кофейник на плитку, затем ритуально ударился задницей, с размаху сев на топчан рядом с пакетом, выругался, и в очередной раз пообещал себе истово и клятвенно купить нормальную кровать «сразу же». Дотянулся, открыл тумбочку, достал автомобильную аптечку, градусник, словно непоседливое домашнее животное, опять зарылся в упаковках с аспиринами и пирамидонами. Вот он. В рот его. Засёк по часам пять минут, посасывая градусник, открыл пакет. Ольга Петровна, старший сотрудник метеорологической станции «Беженск-НИИ» за сто-то долларов полагала себя обязанной снабжать клиента письменной информацией, с приложением ксерокопии карты погоды и великолепной спутниковой фотографии интересующего клиента региона. Мокроусов, например, просто говорил: «облачно», или там: «без осадков, купи пива, горит душа». Фенимор вертел фотографию, стараясь понять, где там на ней что, и какое облако там обозначает вывод: «малооблачно, до 39 градусов на границе Зоны, в юго-западном направлении предполагаются очаги усиленной влажности до 80 процентов на доступную глубину измерения».

Кофейник вскипел, на градуснике было 41. Фенимор налил в огромную чашку кипятка, сильно посолил, добавил щепотку сухого укропа, размешал, и в три глотка, как прохладную воду, вылакал ведьминское варево, смысла которого не понимал, но жить без которого последние два месяца, с тех пор как «заболел», не мог. Почему я не обжигаю рот, кипяток же! И, главное, почему я не боюсь, что обожгу? Чаю бы нормального попить, но тошнит ведь. Фенимор зажёг в кухоньке лампу – всё-таки по углам темнело уже – и стал рассматривать себя в зеркале над раковиной. Да, морщины на лбу разглаживались. Это явно, Ольга права. Он задрал рукав свитера, проверил шрам от глубокого пореза (стеклом в глубоком детстве) на предплечье. Шрам сильно расплылся, стал почти круглым, сильно чесался, и видны были проросшие волоски. Зона-Матушка, не убивай сразу, дай пожить лет сто.

Ладно, мыться и спать. Он проверил горячую воду. Она была. Он помылся, постоял просто так под прохладным, как ему казалось, душем, долго и суетно вытирался, и вдруг словно бы нутром услышал звон весёлых голосков во дворе, и тотчас – уже обычным слухом – деликатный щелчок керамзитового комочка в стекло окна. Надевши домашние длинные американские трусы с полосами, он подошёл и выглянул. Инопланетянки вышли на свою весёлую и единственную работу. Во дворе их было три особи. Короткие юбочки, бикини, фантастически взбитые волосы, сахарные улыбки, и ни грамма лишнего жиру. Свободное обслуживание населения. Будьте любезны, разделим с вами тридцать три удовольствия. На фоне криво сколоченного стола и каких-то советских облезлых сиреневых кустов дивы (одна совсем девчонка, причём самая из троих аппетитная в смысле округлостей, девушка постарше, босая, и босая же дама лет тридцати, которую Фенимор отлично знал: днём она работала в технической библиотеке городского управления) в настоящих дорогих тряпках, созданных не нивелировать, а украшать, выглядели действительно инопланетянками из кино. И не из старинного кино, вроде польских «Новых амазонок», а из фирменного. Из «Мальчишника», например. А больше во дворе никого не было, и Мурад ушёл, и, напружинив чуйку, Фенимор уловил, что он у себя дома возится со своими стволами, укладывает их в ящик для отправки в факторию. Преувеличенно тщательно укладывает, потому что инопланетянки точно знали, где в городе живут одинокие мужчины, и керамзитинкой в окошко кидали и ему.

«Облико морале» в Предзонье стремительно заменялось на некую странную новую (странную, потому что новую, или вообще странную?) норму сексуальных отношений, то есть, и об этом сто раз уже перетирали в разных компаниях, разнообразные проявления карантинной свободы, вплоть до поистине развратных, воспринимались удивительно спокойно бывшими советскими людьми. Суровые офицеры, коммунисты и комсомольцы, спокойно смотрели на общественную работу своих дочерей и жён, а сохранившиеся бабушки (тёщи и свекрови) на лавочках у «синеньких домиков» давно уже не поджимали губы при виде полупрозрачных маечек.

Совсем, кстати, недавно был такой разговор. Это как раз доктор-профессор Горски, американский замдиректора Международного Института по изучению КЗАИ, вернулся из своей Америки, из отпуска, с кучей подарков, и пили они своей компанией у Петровича в честь доктор-профессора4. (Горски привёз специально для Ольги гигантского тропического мороженного краба, которого они сообща угробили, не сумев приготовить; Ольга горестно сказала, стоя над обгорелыми руинами: «Но он же был, свинья, глубокозамороженный!», а Весёлой почему-то поправил её: «Не свинья, а подлец!») И вот, слово за слово, под третью бутылочку5 Весёлой рассказал уморительную историю, как давеча отдыхал это он в «Чипке»6, в номерах, с дамой, и вдруг в комнату стук, впирается мадам Позднякова, и с ней мужик в форме, подполковник. Мадам извиняется, мужик тоже извиняется, дама, сидящая на Весёлом, хоть и прикрывается, чем попало, но спокойно так говорит мужику: пап, говорит, ну что это такое, ну что опять, говорит, случилось? А мужик так же спокойно ей: доча, говорит, да опять я ключ от дома оставил в сейфе! уж ты меня, говорит, прости! И вы, товарищ, говорит, простите. Это он мне, значит. А Татьяна Викторовна, значит, предлагает бутылку шампанского за свой счёт. Отдала дочка папе ключ, он ушёл, а мы дальше… пить шампанское на халяву. Вот такая случилась история.

После поцарившего минутку молчания Петрович сказал задумчиво: «Кто же это мог быть? Подполковник, такой раскрепощённый?»

Весёлой очень серьёзно ответил, что никто никогда этого не узнает, потому что тогда можно скомпрометировать даму. А этого он не допустит ни в жисть. Как честный человек. Тут, разумеется, настал момент поржать и выпить, но и поржали и выпили как-то очень быстро, и затеялось обсуждение. Высказались все, потому что наболело.

Сначала Фенимор спросил Весёлого, чего это мадам шампанским тебя бесплатно поить взялась, бандюга?

Ольга-Хозяя сказала Фенимору нетерпеливо: «Как маленький, Вадим! За беспокойство. Молодец Танька, быстро учится!» Фенимор заткнулся, Весёлой бросил в него пробкой от «кока-колы», Фенимор поймал её, и Ольга взяла слово.