Читать книгу "Рыжая племянница лекаря - Мария Заболотская"

— Но ты же ходишь с таким трудом! — горестно восклицал Мике, заглянув ко мне накануне отъезда.

— К святому месту идут поклониться одни увечные: пяток хромых, горбатый, подслеповатые и глухие старухи, да еще, говорят, у одного пена изо рта идет, стоит ему увидеть черную собаку или выпить сырой воды. Славная компания! — я развела руками. — Кто из них будет меня подгонять? Как бы половина не отдала богам душу еще по дороге! К тому же дядюшка сказал, что вместе с паломниками к храму отправится повозка, груженная всяким добром для монастыря, и тем, кто ослабеет в пути, разрешат туда забраться, если они поклянутся спасением своей души, что не посягнут на мешки с изюмом и орехами.

— Тебе придется ночевать в лесу, на сырой земле!

— Велика беда! — я отмахнулась. — Пока ночи теплые, а спать, подложив под голову сумку, я привычна. Разве ты не слышал, что люди, идущие к святым местам, никогда не болеют, если их помыслы чисты и угодны богам? Ну а кто утопнет по дороге в трясине или подхватит лихорадку — тот просто тайный грешник, туда ему и дорога.

— А твои помыслы обращены к добру? — спросил Мике, пытливо взглянув, — до сих пор он так и не поинтересовался у меня, на что я истратила золотую крону, однако я понимала, что вряд ли он позабыл то наше приключение.

— Клянусь своей душой! — ответила я без колебаний. — Во всем Таммельне не найдется человека, у которого нужда в паломничестве к лесному монастырю более велика, чем у меня!

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — отозвался мой жених, склонив голову. — Я верю, что в тебе нет зла, но любой может обмануться…

— Я иду правильным путем, — отрезала я. — И когда я вернусь, ты сам поймешь, что меня в путь благословили сами боги.

— Я буду ожидать тебя у городских ворот, какое бы в ту пору ни приключилось ненастье, — пообещал Мике перед тем как попрощаться. — Дождь или ветер меня не остановят.

За минувшие дни я так привыкла к тому, что он заботится о каждом моем шаге, что перестала испытывать досаду из-за его обещаний, которые в глубине души считала пустыми и бессмысленными. Хоть Мике того не знал, но в том будущем, которое я упорно рисовала перед собой, не было места нашей с ним дружбе. «Я уеду из Таммельна! — говорила я себе, воображая далекий дивный замок, куда должен был увезти меня освобожденный господин Огасто. — Он позовет меня в те края, о которых дядюшка Абсалом слыхом не слыхивал, да и в книжках Мике о них не написано. Если дядя захочет, то поедет с нами… Хотя он ведь собирается жениться на госпоже Лорнас — вот пусть и остается в Таммельне, ему по нраву здешние обычаи, а госпожа Эрмина отлично готовит, да и из Харля выйдет славный наследник для рода Рав. Ее светлость Вейдена уедет в столицу и там быстро утешится, ведь если бы она любила мужа по-настоящему, то сама бы спустилась в подземелья и расплатилась кровью за тайны демона! Разве можно любить такого прекрасного господина, как Огасто, и при этом бездействовать, видя, как он угасает? Будь его женой я, отдала бы все золото духам и богам, чтобы узнать, отчего он болен! А она всего лишь наняла лекаря с ярмарки… Нет, она не любит своего мужа! И когда он поймет это, то узнает, чем отличается огонь любящего сердца от того поддельного золотого блеска, что исходит от госпожи Вейдены. Она красива и благородных кровей, но кровь эта холодна, а сердце наверняка крошечное, с булавочную головку… Да и есть ли сердце у принцесс? Должно быть, они рождаются без него, ведь им нельзя поступать согласно его велениям…»

Мои страстные размышления прервало появление домового духа — он приходил проведать меня едва ли не каждую ночь, и мне иногда казалось, что каждый раз он ищет во мне какие-то изменения, суть которых понятна только ему.

— Ты протягиваешь руки к огню, который куда опаснее, чем мертвое пламя, — сказал он, видя, что я не отказалась от своего намерения найти сестру господина Огасто. — Дороги назад не будет, ты не вымолишь пощады у своих врагов, если они заметят тебя в пыли у своих ног…

— Я не поверну, — твердо ответила я. — Да, я понесла немалый урон из-за того, что шла по этому пути. Но если я сойду с него, то мои жертвы и вовсе окажутся пустой тратой. Я пойду до конца, говорю вам, и не сверну, даже если увижу перед собой ведьму.

— Лучше бы тебе ее никогда не видеть, — господин Казиро вздохнул. — Что ж, быть может, она все еще не догадывается, где искать тайного врага… Но я вновь дам тебе непрошеный совет, хоть ты их никогда не принимаешь. В дороге остерегайся незнакомцев и не верь их обличью. Волшебство — это искусство личин и обмана, а у тебя нет знаний, позволяющих распознать фальшь. Берегись тех, кто предложит тебе помощь. Все твои истинные друзья остались здесь, но им ты не открываешь правду. Не открывай ее и тем, кто встретится тебе на пути к монастырю.

Этот совет показался мне не столь уж важным — я и без того не собиралась рассказывать направо и налево о том, зачем на самом деле иду в монастырь. Тем не менее я, как всегда, поблагодарила домового духа и сказала, что всю дорогу буду непрерывно молиться да перебирать четки, так что моему языку будет не до досужей болтовни.

И вот ранним погожим утром я, обрядившись в серое шерстяное платье и дорожный плащ, приковыляла к воротам храма, где собирались в дорогу прочие паломники. Дядюшка не провожал меня, однако дал множество напутствий и напоследок повторил, что видит меня насквозь, но все же надеется, что я не настолько безумна, чтобы воплощать в жизнь его худшие опасения. Бедный дядя и помыслить не мог, насколько дерзки мои истинные замыслы. Наверняка он считал, что я решила разузнать в лесной обители способы снятия порчи с господина Огасто или же купить у сестер какого-нибудь освященного масла, излечивающего наколдованную хворь.

Погода в тот день выдалась прекрасная, но в тени уже чувствовалась истинно осенняя прохлада, отдающаяся болью в моих распухших суставах. Как я ни торопилась, к месту сбора пришла одной из последних. Паломников было немного — двенадцать человек, включая трех монахов, сопровождающих тяжело нагруженную повозку, и я оказалась тринадцатой. Одного этого было достаточно для того, чтобы прочие богомольцы меня невзлюбили, но я к тому же была той самой девицей, на которой лежало проклятие страшного ночного духа, и каждому разумному человеку было ясно: держаться от меня нужно как можно дальше.

Старший из монахов с неприязненным видом просмотрел мое разрешение, выхлопотанное дядюшкой Абсаломом в последний момент, и со вздохом сожаления согласился с тем, что я могу присоединиться к сборищу. Хромые шустро посторонились, подслеповатые принялись рассматривать небеса, глухие не расслышали моих приветствий, и мне пришлось удовольствоваться компанией старушки блаженного вида, непрерывно что-то бормотавшей. Быть может, она дала обет молиться до самой святой обители, но больше походило на то, что старуха выжила из ума.

Вскоре старший монах, прозывавшийся братом Жиромом, объявил, что мы трогаемся в путь, и все паломники упали на колени, чтобы помолиться. Я знала всего-то пару коротеньких молитв, и мне надоело повторять их еще до того, как мы добрались до городских ворот.

За воротами, в предместье, нашу пеструю компанию поджидала целая толпа таммельнцев, преимущественно походивших на Харля либо возрастом, либо нравом, а то и тем и другим одновременно: зеваки из числа бедноты поджидали богомольцев, вполне справедливо предполагая, что такое множество увечных и кособоких творений природы не увидишь и в бродячем цирке.