Читать книгу "Хорошие жены - Луиза Мэй Олкотт"

Джо никогда не покидала сестру ни на час, с тех пор как Бесс сказала: «Я чувствую себя сильнее, когда ты здесь». Джо спала в комнате Бесс на кушетке, часто просыпаясь, чтобы поправить огонь, покормить, поднять или подать что-то, помогая терпеливому существу, которое редко обращалось с просьбами и «старалось не причинять беспокойства». Весь день Джо оставалась в той же комнате, ревнуя к каждой другой сиделке и гордясь тем, что выбрали ее, больше, чем любой другой честью, когда-либо выпавшей в жизни на ее долю. То были драгоценные и полезные часы для Джо, ибо ее сердце училось тому, в чем так нуждалось, – уроки терпения давались так мило, что невозможно было не понять их: доброжелательность ко всем, чудесный дух прощения, что способен по-настоящему забыть чужую недоброту, верность долгу, которая делает самое тяжелое легким, и искренняя вера, что не боится ничего и надеется без сомнений.

Часто, когда Джо просыпалась, она заставала Бесс за чтением той старой маленькой книжечки, которую когда-то подарила ей на Рождество мать, слышала, как она тихонько напевает, чтобы скоротать бессонную ночь, или видела, как она сидит, опустив лицо в ладони, а слезы медленно капают между худыми пальцами; и Джо лежала, глядя на нее, с мыслями слишком глубокими для слез, чувствуя, что Бесс, как всегда просто и несебялюбиво, пытается отвыкнуть от дорогой старой жизни и приготовиться к жизни предстоящей через священные слова утешения, спокойные молитвы и музыку, которую так любила. То, что видела Джо, давало ей больше, чем самые мудрые проповеди, самые святые гимны, самые горячие молитвы, ибо глазами, проясненными слезой, и сердцем, смягченным самой нежной печалью, она увидела и узнала красоту жизни сестры – без событий, без честолюбивых замыслов, но полную истинных добродетелей, что «ароматны и цветут во прахе»[122], и бескорыстия, которое делает смиреннейшего на земле наиболее любезным Богу, – подлинный успех, который возможен для всех.

Однажды ночью Бесс просматривала книги на своем столике и нашла нечто, заставившее ее забыть слабость смертного, которую почти так же трудно вынести, как боль. Листая страницы давно любимого «Путешествия пилигрима», она нашла листок, исписанный рукой Джо. Ей бросилось в глаза имя в первой строке, а расплывшиеся чернила убедили ее в том, что на листок падали слезы.

«Бедная Джо! Она спит, и я не стану будить ее, чтобы спросить разрешения; она показывает мне все свои сочинения и, я думаю, не будет возражать, если я прочту это», – подумала Бесс, взглянув на сестру, которая лежала на ковре, положив рядом каминные щипцы, готовая проснуться, как только горящее полено распадется на части.

МОЯ БЕСС

Ожидая свет благословенный,Терпеливо ты сидишь в тени.Дух твой тихий, в горести смиренный.Святостью наполнил эти дни.Радости, печали и волненья —Только рябь пустая суетыНа волнах реки, что без сомненьяПерейти уже готова ты.Берег наш навеки покидая,Мир, что не живет в святой тиши,Мне оставь в наследство, дорогая,Все твои сокровища души.Завещай великое терпенье,Что сильней, чем самый лучший друг,Может нашу веру в ПровиденьеПоддержать в оковах смертных мук.Надели меня чудесной силой —Смелостью любви и добротыСделать долг не колеей унылой,А тропой весны и красоты.Дай мне бескорыстие и кротость,Чтоб всегда уметь забыть себя,Чтобы и обиду и жестокостьСердцем и душой прощать, любя.Так теряет наше расставаньеГоречь всю последнего «прости»,Ибо каждый день дает мне знанье,Как с утратой нечто обрести.Тяжкое прикосновенье горя,Усмиряя дух мятежный мой,Даст мне мудрость жить, с судьбой не споря,В единенье с силою благой.И отныне, стоя над рекою,Буду знать – на дальнем берегуЖдет меня и машет мне рукоюТа, чей образ в сердце берегу.Добрый ангел веры и надеждыСохранит на жизненном пути,В час последний мне прикроет вежды,Даст без страха реку перейти.

С потеками и кляксами, неровные и бледные, строки эти принесли Бесс невыразимое утешение. Она всегда сожалела лишь о том, что так мало сделала в этой жизни, но стихи Джо уверяли ее, что она жила не напрасно и что ее смерть не принесет отчаяния близким, как она прежде боялась. Пока она сидела со сложенным листком в руках, обуглившееся полено упало и развалилось на куски. Джо вздрогнула, поправила огонь и тихонько подкралась посмотреть, спит ли Бесс.

– Не сплю, дорогая, но так счастлива. Смотри, я нашла это и прочитала. Я знала, что ты не будешь возражать. Джо, неужели я в самом деле стала для тебя всем этим? – спросила она, указывая на листок с задумчивой, смиренной серьезностью.

– О Бесс, конечно, конечно! – И голова Джо опустилась на подушку рядом с головой сестры.

– Теперь у меня не будет чувства, что я зря жила на свете. Я не такая хорошая, какой ты описала меня, но я старалась поступать хорошо; и теперь, когда слишком поздно начать поступать еще лучше, так утешительно знать, что кто-то так глубоко любит меня и чувствует, что я помогла ему.

– Больше, чем кто угодно на свете, Бесс. Я думала, что не смогу смириться с разлукой, но я учусь чувствовать, что не теряю тебя, что ты будешь для меня чем-то большим, чем прежде, что смерть не разлучит нас, пусть даже и кажется, будто это разлука.

– Я знаю, она не может разлучить, и я больше не боюсь ее. Я уверена, что по-прежнему буду твоей Бесс, буду любить тебя и помогать тебе еще больше. Ты должна занять мое место, Джо, и стать для папы и мамы тем, чем была я. Они обратятся к тебе за поддержкой, не подведи их; и если будет трудно выполнять эту работу одной, вспомни, что я не забываю тебя и что ты будешь счастливее, помогая родителям, чем сочиняя замечательные книжки или путешествуя по всему свету. Любовь – единственное, что мы можем унести с собой, умирая, и это она делает конец таким легким.

– Я постараюсь, Бесс. – И в этот момент Джо отказалась от прежних стремлений, посвятив себя новому и лучшему, признавая тщету других желаний и чувствуя благословенное успокоение веры в бессмертие любви.

Так весенние дни приходили и уходили, небо становилось яснее, земля зеленее, цветы распускались, прекрасные и ранние, и птички успели вернуться, чтобы сказать «прощай» милой Бесс, которая, как усталое, но доверчивое дитя, держалась за руки тех, кто были ее проводниками всю жизнь, и родители осторожно провели ее через Долину смертной тени и оставили Богу.

Редко, кроме как в книжках, умирающий произносит памятные слова, переживает видения или покидает этот мир с блаженством на лице, и те, кто простился со многими душами, знают, что для большинства конец наступает так же естественно, как сон. Как и надеялась Бесс, «отлив прошел легко», и в темный час перед рассветом на той же груди, где она сделала первый вздох, она сделала и последний, без прощальных слов, но с одним любовным взглядом.