Читать книгу "Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор - Людмила Сукина"

Составить другое, «окончательное» завещание императрица не успела. Она никак не ожидала, что конец наступит так внезапно. 1796 год начинался для нее вполне счастливо. Она, как ей казалось, удачно женила второго внука Константина, для которого планировала завоевать византийское наследство и посадить его императором в Стамбуле-Константинополе. В июле после череды внучек у нее родился третий внук — Николай. Его крестины праздновали шумно и радостно. В этом же году Екатерина надеялась выдать старшую внучку Александру Павловну замуж за молодого шведского короля Густава Адольфа. И кто бы мог предположить, что это сватовство окажется страшным ударом по чести императорской семьи!

Екатерину не смущал тот факт, что шведский король был помолвлен с принцессой Мекленбург-Шверинской. Она нажала на политические рычаги, и угроза обострения русско-шведских отношений заставила молодого монарха отложить уже назначенную свадьбу, а затем вместе с дядей-регентом приехать в Петербург. Шведы под вымышленными именами графов Хага и Васа прибыли в русскую столицу в августе 1796 года.

Сначала все шло, как запланировала Екатерина. Невеста понравилась Густаву, и он быстро сделал ей предложение.

Но двинуться от намерений к их реализации помешал вопрос религии. Густав не хотел, чтобы его будущая супруга осталась православной и все время, отведенное на общение с Александрой, тратил на то, чтобы обратить ее в лютеранство. Когда 8 сентября придворные собрались на их помолвку, выяснилось, что стороны между собой так и не договорились. Несколько дней спустя король все же подписал документ, разрешающий Александре сохранить свою веру, но ратифицировать его он обещал только по достижении им совершеннолетия. Но у многих возникли сомнения, что альянс между королем и великой княжной вообще возможен.

Существует предположение, что вольно или невольно этому браку помешала великая княжна Елизавета Алексеевна — жена Александра Павловича. Она зачем-то показала Густаву портрет своей сестры Фридерики Баденской, который произвел на юного короля неожиданно сильное впечатление. Покинув Александру, он не вернулся и к своей прежней невесте, а женился на Фридерике. Александра Павловна также утешилась в браке с эрцгерцогом Венгерским.

Но для Екатерины Великой такое унижение, пережитое из-за упрямства 17-летнего мальчишки, который без своего дяди-регента не мог даже самостоятельно управлять государством, оказалось слишком тяжелым. После отъезда Густава она даже некоторое время не хотела никого видеть, постоянно находясь в личных покоях. Придворные шептались, что ее здоровье резко ухудшилось.

2 ноября, в воскресенье, императрица опять вышла на публику. Она появилась в придворной церкви Зимнего дворца. Против обыкновения, Екатерина не стала слушать службу, находясь в специально оборудованной для нее камере, сообщавшейся с алтарем с помощью окна, а прошла в основной храм через зал кавалергардов, где в это время находился весь двор. По случаю смерти португальской королевы императрица была в черном траурном платье, которое ей очень шло, выигрышно оттеняя ее светлую кожу и темные глаза. Фрейлина В. Н. Головина в своих записках отмечала, что Екатерина II давно так хорошо не выглядела. Узнав, что бежавшая из Франции художница Элизабет Виже-Лебрен, большая мастерица идеализированных изображений коронованных особ, писавшая в свое время королеву Марию Антуанетту, только что закончила портрет великой княгини Елизаветы — супруги любимого внука Александра, Екатерина велела выставить картину в тронном зале и долго ее рассматривала, обсуждая достоинства как живописи, так и самой натуры.

Императрица была активна целый день, и придворные надеялись, что она полностью оправилась от пережитой неприятности. Но 3 ноября у нее случился сердечный припадок. Тогда этому никто не придал особого значения, так как подобное бывало и раньше. На другой день она, как обычно, принимала близких людей у себя в спальне. Разговор зашел о неожиданной кончине сардинского короля, и Екатерина стала мрачно шутить, пугая близкой смертью друга своей юности Льва Александровича Нарышкина, который, кстати сказать, был моложе ее на четыре года. Но никто тогда и не подумал, что все это может быть не к добру.

5 ноября Екатерина встала, как всегда, в 6 часов утра, выпила две чашки кофе и до 9 часов занималась своей любимой литературной работой. Ровно в девять к ней пришел статс-секретарь с бумагами на подпись (это были указы о наградах к 24 ноября — дню святой Екатерины, когда отмечалось тезоименитство государыни). Немного утомившись, она вышла в соседнюю со спальней уборную, чтобы освежиться и привести себя в порядок. Камердинер Захар Зотов заметил, что императрица почему-то довольно долго не выходит из своих покоев и не зовет к себе слуг. Он осмелился без приглашения заглянуть в спальню и, не увидев там своей госпожи, зашел в уборную. Екатерина лежала на полу без сознания.

Ее лицо было багровым, на губах выступила пена, ее глаза странно подрагивали. Императрицу перенесли в спальню. Но ее тело оказалось таким тяжелым, к тому же его время от времени пронизывала конвульсивная дрожь, что слуги положили Екатерину на полу.

В Зимний дворец были срочно вызваны самые близкие к императрице люди: великий князь Александр Павлович, граф Безбородко, генерал-прокурор Самойлов, президент военной коллегии Салтыков, князь Алексей Орлов. Прибывший в покои императрицы лейб-медик Роджерсон попробовал пустить ей кровь, но из надрезанной вены выступило только несколько капель темной крови. Доктор был вынужден установить неутешительный диагноз — апоплексический удар. С этой минуты счет жизни Екатерины шел на часы.

Собравшиеся соратники и друзья Екатерины не знали, что теперь следует делать. Стоит ли искать завещание императрицы, кого из членов семьи необходимо оповестить немедленно. Первым пришел в себя брат первого фаворита Екатерины — Алексей Орлов. Столпившимся перед дверями спальни сановникам и придворным он задал вопрос: «За наследником послали?». Все растерялись, так как многие считали наследником Александра, а он уже был здесь. Тогда Орлов повторил вопрос, сформулировав его более точно: «За наследником в Гатчину отбыл кто-нибудь?» Он явно имел в виду великого князя Павла Петровича.

В Гатчину был отправлен вестовой офицер, вслед за ним выехал В. Ф. Растопчин, посланный туда великим князем Александром; по своей инициативе бросился к наследнику и брат последнего фаворита Екатерины — Николай Зубов. Потом Растопчин рассказывал, как на одной из промежуточных станций, где все они меняли лошадей, Зубов, желая быть первым, кричал на смотрителя: «Лошадей! Лошадей! Я тебя запрягу под императора!»

Когда Павел узнал, что к нему приехал Зубов, то поспешил спрятаться. Мнительный наследник престола решил, что мать все же приказала арестовать или убить его и для этого послала к нему родственника своего фаворита. Будущего императора с трудом нашли. Когда он узнал, что случилось и зачем его зовут в Петербург, то обнял и расцеловал Зубова, которого до этого ненавидел.

Павел оделся так, как считал надлежащим для без пяти минут императора: военный мундир, высокие сапоги-ботфорты, взял с собой шпагу и трость — и в этом виде отправился к матери, лежащей при смерти. Они с женой явились в Зимний дворец к 9 часам вечера. Здесь их уже ждали двое старших сыновей, одетых в угоду отцу в мундиры офицеров гатчинских полков. В такую же форму успели переодеться и некоторые из придворных. Видя это, Алексей Орлов быстро уехал домой.