Читать книгу "Азазель - Юсуф Зейдан"

— Благословенна эта непорочная земля, полная мощей святых, посвятивших души свои Иисусу и оставивших ради него мирскую жизнь… — И без всякого перехода и не глядя на меня, Кирилл добавил: — А может быть, я пошлю тебя в один из наших монастырей в Верхнем Египте или Эфиопии. Чадам Господним в тех краях нужна наша помощь.

Кирилл замолчал, как будто что-то хорошенько обдумывая, а затем бросил взгляд на одного из священников из своей свиты и произнес:

— А может, послать его в Ахмим? Тамошний народишко в последнее время стал усерден на пути Господа, особенно после того, как в этой местности появилось много всяких ретивцев, занимающихся бесполезными науками…

Поначалу я застыл в недоумении, но потом, набравшись смелости, негромко и как можно почтительнее поинтересовался:

— А что это, Твое Блаженство, за науки, от которых нет никакой пользы? Я должен знать, чтобы воздерживаться от них.

— Это, монах, — блажь еретиков и сказки звездочетов, математиков и колдунов. Знай это и держись от них подальше, дабы приблизиться к стезе Господней и ко спасению! Тебе нужна история? Вот Тора и Книга Царств! Хочешь ораторствовать? Бери Книги пророков! Ищешь поэзию? Пользуйся Псалтирью! А если тебе захочется астрономии, права или этики, то нет ничего лучше славного Закона Божьего! А теперь иди, монах, помолись, быть может, ты сумеешь узреть пастырский образ Господа нашего, живого Мессии!

* * *

Несторий слушал меня напряженно и внимательно, из чего я заключил, что он постиг скрытый смысл моего рассказа и сумел разгадать то, что крылось за внешней словесной оболочкой. Помолчав немного, он обернулся ко мне, и на лице его была написана отеческая забота, так хорошо мне знакомая.

— Гипа, — сказал он, — я освобождаю тебя от обязанности ехать на встречу с этим человеком и сам отвечу на его глупости. На его анафемствование я отвечу антианафемами. Я напишу ему ответное послание, в котором прокляну его… Но хватит об этом! Расскажи мне о себе, что происходит у тебя там, в монастыре?

Тут же вспомнив о письме настоятеля, я извлек его из складок рясы и протянул епископу. Несторий немедля принялся читать.

— Монах Самаан просит разрешения расширить церковь и построить монастырскую стену, — с улыбкой произнес он. — Успокой его, Гипа, я сегодня же переговорю с епископом Иоанном об этом деле, и с Божьей помощью его просьба будет выполнена.

Затребовав чернильницу и палочку для письма, Несторий вынул из кармана небольшой листок и написал настоятелю письмо, скрепил его печатью и отдал мне. Я попросил позволения завтра утром отправиться назад в монастырь, а епископ сообщил, что на заре отбывает в Константинополь. Затем он поднялся и прижал меня к груди на прощание. Уже в дверях я вспомнил вопрос, который раньше не решился задать и, вернувшись, спросил Нестория:

— Отец мой, если твое соперничество с епископом Кириллом обострится, поддержат ли тебя другие епископы?

— Ах, Гипа, епископов и на западе, и на востоке немало, и думают они все по-разному. Иди с Богом, ни о чем не печалься, даст Бог — будет и победа, и поддержка.

Но мне хотелось большей ясности, и я попросил его выразиться более определенно.

— Я, отец мой, прежде всего имею в виду двух епископов: Иоанна и Раббулу.

— Иоанн Антиохийский — праведный человек, нас связывают долгие годы взаимной симпатии. А Раббула… Я на самом деле не знаю, что у него на уме… Но не волнуйся, Гипа… Не волнуйся, сын мой, мир таков, каков есть, он не стоит тревоги верующих!

Лист XVIII

У порога вечности

На обратном пути я намеревался заехать в монастырь Святого Евпрепия, чтобы навестить монаха-насмешника, по которому очень скучал. Однако почему-то передумал и направился прямо в свой монастырь. Выходя из восточных ворот города, я обратил внимание на одну странность: осел, про которого я всегда думал, что он животное глупое, вдруг быстро зацокал копытцами, не дожидаясь моих понуканий, словно догадался, что мы возвращаемся домой. Он скучал по родным местам, по своему стойлу в монастырском хлеву и радовался возвращению домой! Меня же пугала сама мысль о том, что когда-нибудь, пусть и ненадолго, я могу оказаться на родине. В действительности я боялся только одного: оказаться в Александрии. Вернуться туда для такого, как я, означало оказаться в опасности. Но тот, кому однажды довелось в гневе покинуть этот город или быть изгнанным из него с проклятием, рано или поздно все равно туда возвращается… Примеры прошлого подтверждают это. В Александрию вернулся оставивший ее в раздражении Ориген, которого высокочтимый епископ Александрии Димитрий{104} принудил до дна испить чашу изгнания. Это случилось более двухсот лет назад, но тогдашний епископ не обладал и сотой долей той власти, которая есть у нынешнего, а сама Александрия еще не была Великим городом. Стены ее зданий и оград еще не были испещрены рисунками, изображающими евангелиста Марка с возлежащим рядом с ним львом, и Ориген не был таким несчастным, каким был я. Но даже ему довелось вдоволь претерпеть горя и страданий от жителей Александрии… Спустя восемьдесят лет александрийцы завлекли в Константинополь монаха Ария, выманив его из убежища в Испании, где он проживал в покое и благости на самом краю вселенной. Он вернулся, а они прокляли, отлучили и ославили его, не позволив почить в мире. Поддавшись на увещевания, Арий прибыл ко двору императора в Константинополь на встречу с епископом Александрии, уповая на примирение и прекращение богословского раздора, где и встретил свою погибель, скончавшись от яда. Но и тогда Александрийский епископ не был столь могуществен, как этот сегодня, да и Арий не был столь бессилен, как я сейчас!

Такие мрачные мысли одолевали меня под размеренный стук ослиных копыт по камням. И даже красота окружавших Антиохию садов не увлекала меня и не избавляла от тревожных дум. Вся многовековая история Александрии пронизана насилием. В свое время я так мечтал приехать в этот Великий город, но, оказавшись в нем, мне тут же захотелось его покинуть. Там я оказался в плену, вплоть до того самого злосчастного дня исхода, когда уже не мог больше оставаться и принужден был бежать. Как бы мне хотелось уступить просьбе Нестория и разделить с ним его грядущую участь! Но разве мог я вернуться в Александрию? Неужели Кирилл будет дожидаться монаха вроде меня, чтобы затеять с ним диспут и разъяснить сущность богословских утверждений Нестория? Да он даже не примет меня и просто-напросто уничтожит! И даже если мне посчастливится уберечься от него, пощадят ли меня его сторонники-парабаланы, если прознают, что я прибыл как посланник Нестория, которого они считают еретиком? Народ Александрии далеко не милосерден и не боится наказания за свои деяния. Жители этого города на моих глазах растерзали Гипатию и не понесли за это никакого возмездия. До этого они умертвили своего епископа — Георгия Каппадокиянина, разорвав его на куски прямо на городской улице, а отрекшийся от христианства император Юлиан даже не стал наказывать их, ограничившись в своем позорном императорском указе фразой, что прощает их из уважения к александрийскому божеству Серапису!