Читать книгу "Отсос - Стюарт Хоум"

Так что «Минет» все же нельзя пока рекомендовать тинейджерам для школьного чтения на уроках профилактики экстремизма. Непедагогично. Как бы объекты «Минета» не вызвали у подростков зависть.

К политическим радикалам можно относиться по-разному. Как к экскрементам большого мегаполиса, новому городскому или, как его еще называют, «вторичному», варварству, как к всегда готовой массовке для клипов Тома Морелло или, совсем уж пафосно, по-шестидесятнически, как к эмбриону новой исторической реальности, вынашиваемой в теле позднего капитализма. Читать Хоума можно даже тем, кто точно знает про себя, что никогда никуда не выйдет в черной маске, никогда не примкнет ни к одной из «безумных» толп, никогда не подставит свой бесценный и неповторимый череп под эрегированную дубинку копа. Людям, ежедневно пытающимся справиться с дефицитом личного бюджета, «Минет» может помочь сократить другой дефицит – недостаток адреналина в крови.

Чисто физиологическая проблема адреналина напрямую связана с проблематичностью подлинной социальной «критики действием» – самого экстремального вида спорта конца хх-ого века. Например, склонность к ролевым с/м-ритуалам, часто трактуемая Хоумом как настоящая мотивация политической активности персонажей, сама по себе является ни чем иным, как вариантом «критики действием». Удовольствие в с/м – самом театральном «извращении», достигается не за счет боли или страха, но за счет возможности играющих хотя бы метафорически выразить правду о господствующих социальных отношениях. Общество товарного фетишизма, в котором принято голосовать покупками, не может обойтись без пряного рекламного культа вожделенных предметов-символов. Классово антагонистичное общество просто не может не быть садо-мазохистским, не может обойтись без власти наручников, дубинок, сапог, камуфляжа, командного голоса и цепей, ведь весь кайф этого стиля умещается только в обнаружении неравенства. В обычных, не игровых условиях, подобное обнаружение немедленно привело бы любого из нас к физическому столкновению с настоящими общественными доминаторами.

Имеет ли то, о чем пишет Хоум, отношение к государству (реальности), которое выдало нам с вами паспорта, или «Минет» касается только британцев, соблазненных пророчеством Маркса о том, что первая необратимая революция произойдет именно на их, наиболее промышленно развитом, острове?

По-моему, проза Хоума имеет самое прямое отношение к любому государству, ставшему собственностью олигархии, к любому дисциплинарному, законтаченному и опомоенному региону, где неизбежно заводятся бациллы социального брожения и против них с неизбежностью применяются токсичные и почти не излечивающие ферменты. И путинизм, и блэризм и клинтонизм тут весьма похожи. Если петля опасно сужает трахею критического сознания, какая разница, кто именно тянет за веревку? За время написания этого комментария в России арестовано несколько анархисток, обвиняемых в подрыве приемной ФСБ и один молодой марксист, у которого нашли при обыске револьвер, сотню патронов и два самодельных радиоуправляемых взрывателя, концерт популярной среди бритых группы с солярным названием окончился, не начавшись, милицейской стрельбой в воздух и высаживанием всех стекол в съехавшихся на звук «упаковках», пара иностранных посольств ремонтирует фасад после ночных бутылок с зажигательной смесью и недружественных граффити, неизвестные в Киеве забросали такими же бутылками тамошний «Мак Дональдс», а на одного кинематографиста-новатора завели дело только за то, что он добровольно приколачивал себя к кресту на фоне действующего храма. Вы можете сравнить и проверить, что произойдет вокруг вас за время чтения «Минета». Не забывайте только, что помимо транслируемых на нас медиа-гигантами новостей существует пока в сети и альтернативная информация. Ищите разницу.

В России, так же как и в любой другой цивилизованной стране, если вас взяли на несанкционированном марше, закончившемся дракой с ментами, вы услышите что-нибудь, вроде: «авторучка, лист бумаги или хер в очко!». Здесь, как и везде, спецслужбы и телевидение – две стороны, обеспечивающие друг другу работу. Не потому ли самые иррациональные абзацы «Минета», посвященные действиям средств массовой дезинформации, один в один напоминают новейшие антиэкстремистские изыскания наших спецведомств, посвященные то левацкому, то фашистскому, а то и вовсе сатанинскому заговору и сливаемые через большую прессу в индивидуальные телевизионные корыта рядовых обитателей фермы. Здесь, как и везде, хватает людей, которым мало мечты о куске пирога, они хотят захватить всю пекарню и с неистовостью сперматозоидов ломятся через загорождения.

Человек в инвалидном кресле, попросивший закурить у молодых нигилистов, потрошащих магазин, получает два блока Silk Сut в руки. Мы никогда не узнаем, покалечился ли он на империалистической войне, защищая чьи-то нефтяные вышки, заколачивая прибавочную стоимость для босса в звучащем, как ад, цеху или на трассе, выпив лишнего от «демократической» безнадеги, под колесами спешащего на срочную встречу менеджера. Халявный дым, бесплатный, как сама жизнь, станет ему утешением. Вокруг нас полно таких людей в инвалидных креслах, полно витрин, ломящихся от предлагаемого счастья, полно мальчиков и девочек с челюстями, сведенными от ненависти и страсти. Маловато только халявного дыма. Думаю, вы уже поняли мою мысль. Развивать ее дальше, значит подставляться под статью о разжигании.

Недавно интервьюер спросил Малькольма Макларена, что он себе думает о своем ситуационистском прошлом? – На этот раз все будет проще – ответил ветеран – возможно мы просто, ничего никому не объясняя, тысячами выйдем на улицы, чтобы жечь макдональдсы".

В России сегодня то же самое можно прочесть в любом интервью Вани Трофимова из «Запрещенных Барабанщиков» или Гарика Осипова со «101».

Стюарт Хоум решает проблему неуместности идеального персонажа в своем романе старым античным способом: в первой же главе появляется бог из адской машины, его величество динамит освобождает пружину сюжета. Бог – динамит провоцирует сразу несколько теорий заговора, становящихся несущими линиями романа. Не удивительно, что подозрение и харизма падает на человека, который пройдя весь супермаркет так и не находит чего-нибудь, что он хотел бы в нем украсть.

В тот момент, когда власть перестает воспринимать некоторые высказывания и тексты как опасное насилие, само насилие неизбежно приобретает рефлексивные, философские и поэтические черты, обращенные против власти.