Читать книгу "Отсос - Стюарт Хоум"

Обратите внимание как варьируется хруст ломающейся кости: «вызывающий тошноту, аппетитный, приятный, раздражающий, режущий слух» и т.д., в зависимости от отношения писателя к попавшему под раздачу персонажу. Из этой прозы смотрят глаза анархистского оратора, «засасывающие каждого в толпе, как магнетическая пизда». В ней слышны сердца сотен сквотеров, дестроеров и стритфайтеров, выстукивающие хелтер-скелтер по всему соединенному королевству и за его границами. Раздаются две тысячи одновременных ударов полицейских сапог в две тысячи промежностей задержанных нарушителей. Дело тут не в пренебрежении стилем, а в минимализме и одновременной яркости авторской атрибутики, как на плакате Джона Хартфилда или в комиксе «Савой Бук» – наиболее действенных, кстати, проводниках идей, а так же наиболее очевидных способах вывернуть на всеобщее обозрение потроха любой идеологии.

После «Минета» многие, как знакомые лично, так и не известные Хоуму, лондонские радикалы умудрились обидеться на этот роман. Какие еще нужны доказательства его правдоподобия? Остается добавить, что наиболее обидчивые из городских партизан, как справа, так и слева, на сегодняшний день представляют из себя чисто виртуальных «революционеров», тогда как те, кто с удовольствием обнаружил себя в тексте, и ныне вполне удачно пропарывают арматурными прутьями дорогие хромированные тела мерседесов в автосалонах, отмечая так первое мая, расписав торсы цитатами из Маркса и Хаким Бея, блокируют стройку «монумента миллениуму» под специально для этого написанную музыку KLF, высаживают каннабис в клумбах на Парламентской площади и выбрасывают компьютеры из окон фьючерсной биржи, прорвавшись в самое капиталистическое логово делового т.е. не предназначенного для жизни, центра.

Не знаю как у отдельных лиц, но у всех, упомянутых Хоумом организаций, есть более или менее прямые прототипы. До недавнего времени действовала в Лондоне ныне удушенная социальной профилактикой «Классовая Война» – группа интеллектуалов-погромщиков. Особенно они отличились в 92-ом во время компании WE BEAT THE POLL TAX, когда роняли полицейские автобусы в Темзу, а в телешоу предлагали отрубить старой королеве голову. Английский «Милитант» – беспокойная компания фэнов Троцкого, тоже подозрительно напоминает одну живописную организацию из «Минета». «Белые волки», взрывающие кинотеатры для геев и кафе для «этнических», один в один… ну, вы и сами догадаетесь. Не говоря уже про «no future party» – двусмысленные панковские стрит-мероприятия, смешивающие протест против правил уличного поведения с парадом городских фриков и двуногих машин уничтожения. В последнем случае заимствовано скорее имя, а не имидж.

Если Хоум и искажает политическую ситуацию, то эта деформация сродни отражению вашего лица, мелькающему на летящем в это лицо лезвии выкидного ножа.

Да, стиль многих поливов и полемики на собраниях описываемых организаций напоминает не то диалоги из носовского «Незнайки на Луне», не то речи Бивиса и Батхеда, начитавшихся политических чатов. Идеология в этих тусовках используется как легкий наркотик, всерьез не привыкаешь и всегда можно сменить.

Но положа одну руку на «Капитал», вторую на «Преданную революцию», одну ногу на «Общество спектакля» и вторую на «Одномерного человека» и еще что-нибудь положа на «Майн Кампф», я свидетельствую как очевидец множества троцкистских, анархистских, национал-большевистских и просто нацистских собраний и сходок: мероприятия эти выглядят именно так, а не как-то иначе и говорится там именно это, а не другое. По крайней мере в России. Судя по «Минету», ситуация в этом смысле совершенно интернациональна.

Преуспевающие адвокаты выписывают радикальную прессу, потому что не знают лучшего юмористического чтива. Смертельно враждующие группировки в порядке злого розыгрыша пишут друг другу программные брошюры. Радикальная политика используется харизматиками как источник зарабатывания мелкого прайса для личных нужд или возможность решения вопроса сексуальной необеспеченности. Современный декоративный городской нацизм как компенсация склонности к с/м (пассив), современный театрализованный феминизм как та же склонность (активный вариант). Все это гораздо ближе к реальности, чем могут подумать люди, далекие от «движений». Единственное удовольствие, которое можно получать от изучения подобной среды, сродни этнологическому интересу. Единственная позиция без залипания как раз та, которую занимает Хоум как автор романа – не быть ни одной из фигур на доске для того, чтобы остаться игроком. Остаться игроком это значит заниматься политикой как любовью, исключительно от своего имени, не ощущая пресловутой «ответственности» за судьбу окружающих т.е. заниматься политикой, чтобы наконец покончить с политикой в ее привычном животноводческом понимании.

В финале «Минета» происходит как раз таки нечто обратное. Британия спасает свои старые кости, расставшись с не то дестабилизирующим (мнение консервативных социологов) не то наоборот, стабилизирующим (позиция социологов радикальных) феноменом – городским экстремизмом. Система тюрем, церквей, заводов, офисов, казарм и увеселительных заведений отныне равна сама себе. Общество, организованное с помощью попов, ментов и стукачей-журналистов остается наедине с собой, избавленное от нежелательных элементов, как избавляют призывника от лишних волос, перед тем как убить его в окопах. Последняя аналогия уместна еще и потому, что совершенно непонятно как будет функционировать система без дополнительного внутреннего раздражителя. В момент ампутации радикалов и может начаться необратимая агония шоу-общества. Массовое сознание не находит больше никаких причин собственного наличия кроме самого себя. Истребив внутреннего врага, спектакль более ни на что не отвлекается, не остается зон, которые он стремился бы оккупировать, и тогда происходит самое страшное – полный порядок. Ужас нормального гражданина, внушаемый ему другими нормальными гражданами, иносказательно называемый на фарисейском языке буржуа словами «собственность», «культура» и «государство», должен парализовать всех, оставшихся в спектакле. Ведь теперь нет даже умозрительной возможности экспроприации собственности, культуры и государства, а значит, нет даже неосознанного упования на излечение от ужаса. Экстремисты, отрезанные политкорректным секатором, были нужны не сами по себе, но чтобы вызывать у большинства такие чувства, как зависть, ненависть и вина. Без этих трех эмоций люди спектакля неподвижны, лишены основных мотивов ежедневной активности. Последняя надежда наших зрителей – телевизионный анарх, диванный радикал, выбирающий личную безопасность и существующий только как амплуа, используемое в комментариях к новостям.

Если держать «Минет» за фельетон о радикалах и борющихся с ними ведомствах, придется задуматься о том, почему оставшееся вне экстремистского гетто тихое большинство не вызывает у Хоума даже такого желания – издеваться. Это даже не объект насмешки. Отрицатели вызывают у автора иронию, иногда – дружескую, чаще – не очень, в целом он привит от пафоса 60-ых. Само же отрицаемое даже не останавливает взгляда, настолько ясна для Хоума его форма и содержание. «Если зажать ноздри, то крики чаек и шум волн просто завораживают» – в этой неброской пейзажной фразе социальное кредо Хоума. У тех, кому такое прочтение покажется неоправданным домыслом, скоро появится возможность познакомиться с «Арт-Забастовкой» и «Читателем в психологической войне» – теоретическими работами Хоума. Там можно обнаружить те же лозунги, которые выжигают кислотой на стеклах витрин или царапают отверткой на капотах антикварных авто новые луддиты в «Минете», только там они уже не будут казаться пародией, превзошедшей оригинал.