Читать книгу "Доченька - Мари-Бернадетт Дюпюи"

Три часа спустя Мари отправила из почтового отделения в Шабанэ две телеграммы.

Пьер, который ждал ее на улице, спросил:

— Думаешь, у нас есть шанс?

— Конечно! Мы найдем выход!

* * *

Неделей позже Мари прощалась с Прессиньяком. Она ушла из Большого дома не оглядываясь, взяв с собой воспоминания о многих счастливых месяцах своей жизни под его крышей. Приятных воспоминаний, связанных с «Бори», было так много, что она могла бы перебирать их в уме дни напролет. В каждой комнате таились отголоски смеха и детских песенок Леони. В саду Мари знала каждую травинку и каждый розовый куст…

Для Пьера самым трудным оказалось в последний раз войти в конюшню. Все кони оставались Макарию, даже кобылка, которую подарил Мари Жан Кюзенак на ее двадцать второй день рождения.

Леони, которая ничего не знала об этой драме, получила от Мари письмо. Искренние, исполненные достоинства слова подруги взволновали ее до слез:

Я перевернула страницу своей жизни в «Бори» — доме, в который мой любящий отец привел меня. Поверь, мне до сих пор кажется, что я живу в кошмарном сне, но — увы! — мне не суждено проснуться. Смерть папы, а потом этот Макарий, который прогнал нас из дома, словно мы воры… Все это ужасно. Ужасно!

Но я все равно гоню от себя отчаяние. Я должна стать опорой для моей Нанетт, которая не находит себе места от горя. Бедная, она тоже осталась без крыши над головой! Еще мне нужно думать о детях. Я сказала им, что мы поживем пока в другом месте, далеко-далеко, что это такое приключение. Они не будут горевать, главное — окружить их любовью.

Даю тебе наш новый адрес. Новость, конечно же, тебя удивит, но так уж распорядилась судьба…

Глава 23

Молодая учительница из Обазина

Обазин, июнь 1928 года

— Маги, прошу вас, повторите правило согласования времен, которое я только что объяснила! Мне кажется, вы меня не слушали!

Мари строго посмотрела на девочку. Маги, высокая худенькая девочка со светло-карими глазами, переминалась с ноги на ногу, спрятав руки за спину. Пару минут она молчала, потом зашмыгала носом. По щеке девочки покатилась слеза. Ее соседка по парте, сестра Маги по имени Роланд, прыснула со смеху и опустила голову.

— Маги, если я еще раз замечу, что вы отвлеклись, я вас накажу! Садитесь и подумайте о своем поведении! Было бы намного лучше, если бы вы, вместо того чтобы красть у садовника яблоки для подружек, лишний раз повторили спряжение глаголов. Образование, которое вы получаете в этой школе, — бесценный дар. Скоро экзамены, и к ним нужно хорошенько подготовиться…

По классу прокатилась волна уважительного и одобрительного шепота. Маги, чьи слезы уже успели высохнуть, скорчила гримаску. Их с сестрой отдали в обазинский приют, когда мама тяжело заболела. Отцу по работе приходилось много ездить по стране, присматривать за девочками оказалось некому, поэтому он скрепя сердце доверил их заботам монахинь.

Дребезжание звонка отвлекло Мари от грустных мыслей. Пять часов… За окном яркие солнечные зайчики танцевали на розоватой каменной стене школы. Молодая женщина оказалась одна в пустом классе. Выглянув во двор, она увидела свою дочь Элизу с букетом в руке. Минута — и раздался стук в дверь.

— Входи, Лизон!

Девочка прижимала к груди большой букет пьяняще-пахучих белых лилий.

Мари с грустной улыбкой наклонилась к цветам. Их аромат перенес ее на два года назад, в тот июнь, когда Пьер нашел свою смерть на дороге в Тюль. Она тряхнула головой, словно желая прогнать воспоминания.

— Лизон, звонок только что прозвенел, а ты уже была во дворе! Уж не наказала ли тебя мадам Борда, твоя учительница? — спросила она.

Лизон ответила весело:

— Что ты, мамочка, не волнуйся! Я в ее классе лучшая ученица! Я все-все знаю наизусть! Мадам директриса разрешила мне уйти пораньше, чтобы я могла зайти к ней домой и забрать цветы. Ты же знаешь, эти лилии из сада, который мсье и мадам Борда арендуют у доктора Вердье, возле дороги, что ведет на вокзал! Мадам директриса сорвала их сегодня рано утром, чтобы я могла украсить часовню. А я решила сначала показать их тебе!

— Надеюсь, все, что ты рассказала, — правда. Скорее отнеси лилии в монастырь, а я подожду тебя здесь.

Лизон, пятясь, вышла. Девочке было уже десять лет, но ей не нравилось видеть мать такой строгой, в то время как ее красивые глаза полнились печалью… Бабушка Нан часто повторяла:

— Твоя бедная мать и я, мы пережили столько горя, что любому женскому сердцу впору разбиться! Мои детки все умерли, даже мой Пьер, такой крепкий, а Мари потеряла и отца, и супруга! Уж будь послушной, Лизон, старайся радовать мамочку!

И Лизон, от природы прилежная и всегда готовая помочь, с усердием выполняла наказ бабушки. Девочку редко можно было застать без дела или с игрушками. А еще она было чудо как хороша со своими густыми кудряшками цвета гречишного меда! Жители Обазина, не говоря уже о ее матери, бабушке и дедушке, не могли ею налюбоваться.

Мари встала и подошла к окну. Напротив, через площадь, высились светлые стены древнего аббатства. Сам их вид воздействовал на нее умиротворяюще. Прихожане десятки лет приносили туда свои горести и обретали там покой. Возможно, причиной тому была целительная духовная сила, которой были наделены каждый камень постройки, земля и даже деревья монастырского сада.

«Как быстро летит время!» — подумала молодая женщина, и взор ее затуманился.

Она вспомнила, как они приехали в Обазин. Нанетт, как мул, груженная узлами и свертками, мрачный Жак в своем неизменном картузе… Они были похожи на группу беженцев, ищущих пристанища. На тележке, арендованной на обазинском вокзале, высились горой чемоданы и пакеты. Мсье Вассе, который со своей упряжкой обычно поджидал приезжих на вокзале, откуда до Обазина было не меньше пяти километров, вызвался им помочь, и это было настоящим спасением. Пока он правил лошадью, Пьер прижимал к груди отчаянно рыдающую Матильду.

Что стало бы с ними, не прояви новая мать-настоятельница Мари-де-Гонзаг столько великодушия и благородства! Хрупкая и болезненная на вид, она быстро заслужила уважение своим преданным служением Господу и интересам общины. Решительности этой славной женщине тоже было не занимать.

Перед смертью мать Мари-Ансельм вспомнила о Мари: «Это дитя выросло на моих глазах и превратилось в прекрасную молодую женщину. Она стала учительницей, а в свое время блестяще закончила Эколь Нормаль и получила диплом! Если вам доведется встретиться с ней, вспомните, что я очень ее любила».

Поэтому, узнав о невероятной несправедливости, разрушившей жизнь Мари и ее семьи, новая мать-настоятельница сразу же принялась за дело.

Одна из преподавательниц городской школы Обазина недавно вышла на пенсию, и супружеская чета директоров, мсье и мадам Борда, как раз подыскивали ей замену. Получив это место, Мари решила сразу две насущные проблемы: на ее жалованье можно было первое время содержать семью, и они получили служебное жилье, полагавшееся тем учителям, которые не имели крыши над головой. Было решено, что Жак и Нанетт станут жить вместе с сыном и невесткой. Администрации было все равно, сколько людей станет проживать в квартире, лишь бы новую преподавательницу устраивало жилище. Попросив своих друзей в Обазине пошарить по чердакам, мать-настоятельница раздобыла для семейства Мари самые необходимые в хозяйстве предметы обстановки — кровати, столы, стулья, рассудив, что с остальным можно и повременить.