Читать книгу "Приглашение на эшафот - Михаил Март"

Теперь у нас в обзоре четверо. Две женщины и двое мужчин. Мужчины погибли, а местонахождение женщин нам неизвестно. И вот появляется пятое лицо. Мы проверили все номера телефонов, но один меня заинтересовал больше других. Мы видели фотографию, где Толстиков вешает Пекарева-младшего. Мы знаем время и место. Так вот, Толстиков после убийства тут же позвонил Варваре и разговаривал с ней шесть минут, потом позвонил некоему Щербакову и разговаривал четыре минуты. Щербакову Толстиков звонил чаще, чем Пекаревой. Мы нашли этого человека. Двадцатилетний студент. Милый мальчик в очках и потертых джинсах. Он рассказал такую историю. Три месяца назад, как раз когда приехал в Москву Толстиков, Щербаков зашел в салон связи купить себе чехол для мобильника. К нему подошел мужчина лет сорока и попросил купить два телефона с сим-картой на свой паспорт. За услугу предложил парню сто долларов. Щербаков согласился. Купив два мобильника, отдал их мужчине и получил обещанный гонорар. По описанию мужчина не имел ничего общего с Толстиковым. Одна деталь. Он слегка прихрамывал на правую ногу. Номеров телефонов парень не запомнил и не собирался запоминать. Но мы теперь знаем о существовании пятого игрока, человека очень осторожного, ни разу не попадавшего в поле нашего зрения. Один из его телефонов просвечен, но это нам ничего не дает. Очевидно, он куплен лишь для связи с Толстиковым. Мы попытались дозвониться до неизвестного, но номер постоянно отключен. Майор Марецкий высказал догадку, что только такой хитрец мог раскрыть план Толстикова и опередить его, выстрелив в затылок, пока тот, затаив дыхание, наблюдал за улицей, прильнув к оптическому прицелу. Посудите сами. Толстиков убрал сыщика. Возможно, он убил и женщину со Сретенки. Она бесследно исчезла. Пекарева также исчезла, но, похоже, Толстиков не собирался ее убивать. На кого же ему охотиться с винтовкой в засаде? На человека, которого Толстиков боялся и не решался подойти к нему на расстояние пистолетного выстрела. И правильно боялся. Даже с его боевым опытом он проиграл и, как дохлая ворона, был выброшен на пригородную свалку крысам на съедение. Вот все, что мы имеем спустя несколько месяцев с начала следствия, уважаемые профессионалы.

Задорина осмотрела присутствующих. Трифонов в это время рисовал чертиков в своем блокноте.

9

Раздался звонок, Наташа открыла дверь. Она могла ждать кого угодно, только не эту женщину. Еще вчера она впервые не смогла ответить ни на один вопрос, заданный ей генералом Колычевым, когда тот положил на стол фотографию с повешенным Валиани и женщиной, стоящей в полный рост и глядевшей прямо в объектив фотоаппарата. Теперь эта женщина смотрела ей в глаза, стоя на площадке перед дверью квартиры.

— Я могу зайти? Нам есть что обсудить.

У незнакомки был низковатый голос с хрипотцой. Интересная статная дама с усталым изможденным лицом и болезненной бледностью.

«Еще одна загубленная душа», — подумала Наташа. Такие обреченные лица она видела в Иордании, в лагере суррогатных матерей. Это было лицо человека, не имеющего будущего. Да и прошлое, видно, ничего не оставило, кроме рубцов.

— Проходите. Я частенько думаю о вас. Теперь выдался случай пообщаться.

Наташа посторонилась, и Катя вошла в квартиру. Они устроились в гостиной в мягких креслах напротив друг друга.

— Вы здесь уже были? — спросила Наташа.

— Почему вы так решили?

— Вы же привели меня в эту комнату, пройдя мимо спальни. Я следовала за вами.

— Была и видела документы. Давай сразу перейдем на «ты» и не будем паясничать друг перед другом.

— Похоже, ты обо мне знаешь немало. В последнее время ходишь за мной по пятам. Зачем? Зачем ты себя подставляешь? Хочешь взвалить на свои плечи мою вину? Какой смысл? За мои деяния полагается пожизненное заключение. Остановись, пока не поздно. Пока еще следствие сомневается в твоей причастности к убийствам, считая тебя подставой. Последняя фотография вряд ли рассеет их сомнения. Кто ты?

— Катя. Шлюха на пенсии. Пожизненное мне не грозит. Вряд ли я доживу до суда. А если попадешься ты, тебе придется прожить долгую жизнь за колючей проволокой. Это несправедливо. Я знаю, чем занимались те подонки, которых ты вешала. Слишком деликатно ты с ними обходишься. Я бы их четвертовала. Скажи, тебя тоже лишили детей?

— В Иордании у меня родился сын, но я даже не видела его. Не знаю, жив ли он. Меня обманным путем заманили в Амман, я ехала туда работать, а попала в лагерь суррогатных матерей. Мой случай уникален. Я должна была родить ребенка для одной еврейской семьи из Израиля. Так случилось, что я очень похожа на Мару, жену одного богатого израильского бизнесмена. Она бесплодна. Усыновить чужого ребенка им не позволяли строгие обычаи семьи, где все вопросы решают родители и старейшины рода. Они не знали о бесплодии Мары, поэтому муж с женой пошли на обман. Заплатили большие деньги каким-то людям, чтобы нашли здоровую женщину, похожую на его жену. Та должна была родить от Арона, так зовут этого бизнесмена, ребенка. Он не знал, как и где возьмут такую женщину, но был уверен, что ей хорошо заплатят за вынашивание ребенка. В ловушку поймали меня. Там, в Иордании, я насмотрелась на все ужасы, которые ждут женщин, вывезенных из России обманным путем. Меня до сих пор пронимает дрожь при воспоминании. Я не могу винить семью, решившую приобрести ребенка таким путем. Они оказались очень хорошими людьми. А когда узнали, как я попала туда, решили помочь мне бежать из плена. Мара погибла из-за того, что была на меня похожа. Ее приняли за меня. О судьбе Арона и моего сына я ничего не знаю. После родов я еще два года прожила в Иордании в качестве рабыни, была танцовщицей, несколько раз пыталась бежать, и наконец мне это удалось. Возвращение в Россию — это уже отдельная история. Став матерью, я так и не поняла, что это такое на самом деле. Но как начинаю думать об этом, у меня щемит сердце. Все время вижу сына во сне.

Вернувшись домой, я решила найти всех подонков, повинных в разрушении семей и переправке женщин в рабство. Я знала одно — эти негодяи заслуживают только смерть. И они с ней встретились.

Катя достала из сумочки фляжку коньяка, сигареты и зажигалку.

— Ты уникальная женщина, Наташа. Глядя на тебя, я начала понимать, что значит настоящая женщина. Был бы у меня такой пример в детстве, я тоже могла бы стать человеком. Моя жизнь пуста. Наркотики, водка, панель. Вспомнить нечего. В молодости я имела маленький кусочек счастья. Муж, ребенок и мечты о будущем. Ребенок умер, муж спился и ушел к другой, а я вышла на «проспект» в короткой юбочке. На этом моя жизнь кончилась. Теперь я превратилась в гнилой орех. Не знаю, сколько я протяну, но меня это не очень интересует. Хоть завтра. На этом свете меня ничто не держит, кроме одного… Давай-ка выпьем.

Наташа принесла рюмки и порезала лимон. Они молча выпили, Катя закурила свою длинную коричневую сигарету.

— Так вот, — продолжала она, — я не хочу, чтобы такая женщина, как ты, угодила за решетку, потому что вынесла справедливый приговор человеческому отребью. Это не честно. Позволь мне перетянуть одеяло на себя. Теперь это можно сделать. Твой список исчерпан.