Читать книгу "Ружья еретиков - Анна Фенх"

Рейхар проснулся до рассвета. Вчерашнюю пустоту души и разума наполнили умиротворение и покой, теперь Еретик был уверен, что Виль действительно прощен Господом. Рейхар вышел из дома и увидел редкие силуэты людей. Здесь были королевская стража, монахи-псы и несколько горожан. Нищий старик, которого Рейхар как-то напоил вином, деловито перематывал тряпкой ноги и что-то бормотал едва слышно. Кажется, то были стихи.

Мировой Свет становился все ярче. Сияние его насыщало воздух, разливалось вокруг, заполняя улицы, и в нем чувствовался острый холодный запах приближающейся зимы.

— Дармид, — позвал Рейхар нищего, и тот поднял на него морщинистое лицо и отвел от глаз спутанные пряди жестких седых волос. Он был нисколько не похож на Борте Хета.

— Что вам угодно, господин доктор? — откликнулся бывший поэт.

Рейхар, придерживая ладонью кошель с деньгами, чтобы нищий не сорвал его, подошел ближе:

— Знаешь, что рассветает, Дармид?

— Как что? — безразлично хмыкнул нищий. — Мировой Свет и рассветает.

— Нет, Дармид, ты не знаешь.

Рейхар рассмеялся и отправился в центр. Там он пересечет площадь и через несколько кварталов достигнет ворот, выйдя за которые он оставит позади и столицу, где по улицам бродят монахи в черном, словно призраки загубленных людей, и Инквизицию, где сцепились в вечной, пусть и незримой схватке Пес и Волк, и собственную старую серую шкуру, что теперь стала слишком тесна ему, человеку. Рейхар шел к воротам, за которыми где-то далеко отсюда начнется его новая жизнь — та самая, без лишней крови, как сказал старый слепой Генерал. Жизнь без еретиков, без предательства, без казней. Мировой Свет входил в силу, освещая путь Еретику.

Рассветала Империя!

16. Лейтенант Чейз Китт, сотрудник Имперского Разведывательного Управления

Утром, до рассвета, Еретик выпил чаю, сжевал какую-то булку и от волнения не почувствовал вкуса. Он всегда с интересом слушал полевых агентов, которые утверждали, что ничего не боятся перед заданием. Летчики, с которыми он много общался при написании кандидатской, рассказывали, какой ужас они испытывают перед каждым своим полетом. А эти, видишь ли, не боятся выходить на задание, не боятся идти в тыл врага, не боятся показывать смерти фокусы. Лжецы. Лейтенант Китт очень боялся.

Еретик вышел на улицу, словно окунулся в сильно разбавленные чернила, поднял воротник пальто, закрывая шею от холода, и двинулся вперед, опустив голову. Через два перекрестка он достиг первого поста, где у подозрительных личностей, шляющихся по ночам, проверяли документы. У него не проверили.

Это Еретик умел хорошо — скрываться. Всех их учили этому в Управлении, и в конце концов у всех получалось, но у Еретика была словно некая предрасположенность, врожденный талант. Моложавый синеглазый лейтенант Вегру говорил им:

— Главное, это не то, господа офицеры, в каком состоянии ваше тело, но то, в каком состоянии ваш ум. Пусть десант головой кирпичи бьет, вам голова для другого нужна. Состояние вашей психики должно быть стабильно подвижным. Не слишком стабильным, чтобы вы не замерли в какой-то одной фазе, но и не слишком подвижным, чтобы вы не сошли с ума больше, чем от вас требует служба Его Императорскому Величеству.

Еретик опустил взгляд на асфальт и побрел, с каждым шагом все сильнее отстраняясь от себя. Он забыл, кто он и куда идет, тело само двигалось по заданному маршруту. Движения были мягкими, одно вытекало из другого без резкого перехода. Люди реагируют на взгляд, они лучше запомнят того, кто смотрел им в глаза, нежели того, кто опустил взор вниз.

— Линия взгляда не должна подниматься на высоту выше сорока пяти градусов от уровня горизонта, — говорил лейтенант Вегру. — Двигаться вы должны плавно, чтобы ваше тело не замирало, привлекая внимание неподвижностью, и не бежало, привлекая внимание скоростью. Но главное — ум. Представьте себе, что вы на высадке. Выбросились из самолета, приземлились, и что первое делаете? Правильно, господа офицеры, проверяете «гром-звон». Если гремит-звенит, устраняете демаскирующую звуковую составляющую вашего передвижения. Так и здесь, подтяните мысли, как ремешки, вы не должны при ходьбе издавать звона. Вы не должны размышлять, планировать или вспоминать. Попробуйте для начала что-то монотонное говорить, кто умеет молиться — молитесь, можете петь, читать стихи или проговаривать детские считалочки. Но вы не должны помнить, кто вы. Тем более, если ищут именно вас… Представьте себе, что все мыслящие люди светятся. И от интенсивности их мысли зависит, насколько ярок их свет. Вы должны хорошо прочувствовать эту картину. Когда вы увлеченно о чем-то размышляете, сияние становится все ярче. Поэтому вы не замечаете нищих, копошащихся возле баков с мусором, — они не мыслят интенсивно, они заняты каким-то делом, а если и думают — так максимум о том, чем бы поживиться. Вы должны уметь сосредоточивать всю деятельность своего мозга на каком-то одном объекте. Умейте гасить свое сияние, умейте делаться менее яркими, не выбиваться из общей массы. Представьте себе физически, как свет, привлекающий к себе чужое внимание, уменьшается, словно сворачивается сам в себя, диаметр светового пятна, которое и есть вы, уменьшается, ваша заметность уменьшается. Сосредоточьтесь на чем-то одном, на этой картине уменьшающегося света, на детской считалке, на молитве…

Еретик, не задумываясь, сосредоточился на песне, которую пел старшина Унару, том переводе с горского языка. В нем не было ни рифмы, ни четкого размера, но слова странным образом умиротворяли Еретика, и он снова и снова повторял про себя:

Какую бы дверь я ни открыл,

Завтрашний день смотрит мне в глаза,

А вчерашний день дышит в затылок,

И некуда скрыться.

Некуда скрыться от себя самого.

То, что случалось со мной,

Вечно стоит за спиной,

То, что случится со мной,

Ждет меня на пороге и смотрит в глаза,

Какую бы дверь я ни открыл.

Становилось светлее, Еретик миновал нескольких людей в форме. Один безразлично мазнул взглядом по сутулой уставшей фигуре горожанина в сером пальто и почему-то не обратил на него никакого внимания. Ему не пришло в голову спросить у этого объекта документы, как не спрашивают их у фонарных столбов, бездомных собак или ветра. Через минуту солдат уже не помнил, что мимо вообще кто-то проходил.

— И еще вы должны уметь становиться другим человеком. Женщины в этом плане даровитее, — признавал лейтенант Вегру. — Ей достаточно юбку новую надеть, глаза подвести, волосы завить, или остричь, или перекрасить — и она уже другая. Не из-за одежды, просто чувствует себя другим человеком. Ей и думать об этом не нужно, замечали ведь — новое платье надела, и уже и ходит по-другому, и уже говорит иначе, и осанка, наклон головы, и смех, — все другое. А ведь никто может и не знать, что в другой юбке у нее другая походка, она не из-за других меняется, а из-за себя самой, для себя самой. Вы должны чувствовать то же и поступать так же. Вспомните, наверняка что-то меняется, когда вы переодеваетесь из военной формы в гражданскую одежду. Теперь эту способность нужно развить. Меняете обувь — меняется походка, меняете широкие брюки на узкие, меняете оправу очков, меняете майку на рубашку и галстук — и вы не просто выглядите иначе, вы становитесь иным.