Читать книгу "Темное торжество - Робин Ла Фиверс"

Он долго смотрит на меня, и в его взгляде сменяют друг дружку самые разные чувства. Ярость из-за того, что его застали врасплох и скрутили, точно щенка. Унижение — ведь его спасла женщина. Разочарование, потому что он не сам отстоял честь подруги. Но наконец, этак со скрипом, возникает благодарность. Он коротко кивает мне и делает, как я посоветовала.

Пока Лазаре моется, я спрашиваю женщину:

— Что случилось?

— Мы возвращались после развозки, потому что Эрван хотел уехать с рассветом, а тут эти… вдвоем. Отобрали все деньги и решили… меня… ох… А когда Лазаре попробовал заступиться, избили его. Спасибо тебе, добрая госпожа! Спасибо, что так вовремя появилась! Это Темная Мать послала тебя нам во спасение.

— Либо Мортейн, — говорю я. — Это Ему я служу, и это Он навел меня на негодяев.

Возбуждение спадает, и я понимаю, насколько устала. Просто из сил выбилась. Тем не менее я опускаюсь на колени около мертвецов, обыскиваю их и все ценное отдаю женщине:

— Ступай, милая. Забирай Лазаре, и возвращайтесь поскорей к остальным.

Они уходят, а я пускаюсь в долгий обратный путь. Чувствую себя выпотрошенной. Ярость опустошила душу, оставив лишь сгоревшие угли.

ГЛАВА 27

Оказавшись возле своей двери, я сразу чувствую, что за ней ждут, и едва не поддаюсь панике. А вдруг там Чудище? Пришел отношения выяснять? Я злюсь на себя — не смей переживать из-за этого, глупая! На всякий случай достаю нож и открываю дверь.

Однако в комнате лишь Исмэй, она прикорнула в кресле возле прогоревшего очага, и я даже не знаю, что испытывать — облегчение или разочарование. Едва слышный стук затворяемой двери будит ее, она вздрагивает и мигом открывает глаза:

— Сибелла! — Вскочив, она делает два шага мне навстречу. — Где ты была?

Как рассказать ей, что я уходила предаваться сердечным страданиям? Я так долго пыталась убедить ее, что этого самого сердца у меня не имеется вовсе…

— Собираешься меня вздуть за то, что раньше не поделилась? — выгибаю я бровь.

— Ну вот еще! Аббатиса наверняка приказала тебе держать язык за зубами, да и правильно сделала.

Любовь и сострадание, которые я вижу на лице Исмэй, едва не доводят меня до слез.

— Ничего она мне не приказывала, — говорю я. Правда рвется наружу, как болезненные гуморы из гноящейся раны. — Я просто… ну не могла тебе рассказать, понимаешь? Особенно после того, как ты встретилась с д'Альбрэ в Геранде.

Исмэй подходит вплотную, берет меня за руки и крепко их сжимает. Не знаю даже, чего больше в этом пожатии — сочувствия или упрека. Может, как раз пополам.

— У каждой из нас свои тайны, — произносит она. — И свои шрамы. Аннит мне это внушила в первое же утро, которое я провела в обители. Я ведь тоже тебе не все рассказала о моем прошлом.

— Что, правда?

Исмэй кивает. Я готова подозревать, что она затеяла мистификацию ради моего утешения.

— Я знаю, что тебя выдали замуж за то ничтожество, знаю, что отец тебя бил.

Она чуть вздрагивает:

— Все это так, но есть и кое-что еще… К примеру, я тебе не рассказывала, как моя мать ездила к ведьме-травнице за зельем, чтобы изгнать меня из утробы. Не показывала длинный страшный шрам на моей спине, где обожгла отрава. Не говорила о сестре, которая боялась меня, о деревенских мальчишках, которые проходу не давали, придумывали гадкие прозвища. Я, как и ты, до того была рада вырваться из этого кошмара, что не хотела вспоминать и рассказывать о пережитом, не хотела, чтобы минувшее зло оскверняло мою новую жизнь в обители.

И в этом была вся Исмэй. С какой легкостью объявила она об отпущении моих грехов, провозгласила мои преступления против нашей дружбы ничего не значащими пустяками. Я не нахожу слов, чтобы выразить, как много все это для меня значит. И я лишь улыбаюсь:

— Ну и как они тебя обзывали?

Исмэй морщит носик и выпускает мои руки:

— Даже повторять неохота.

— Хорошо, — говорю я, меняя предмет разговора. — Зачем ты меня тут ждала?

— Я боялась.

— Боялась? Чего?

Она смущенно передергивает плечами:

— Например, не услала ли тебя куда-нибудь аббатиса. Еще я прикидывала, не сбежала ли ты. Да мало ли что! Я о чем только не передумала, пока тут сидела.

Точно кулак разжимается, отпуская мое сердце.

— Так ты… всю ночь меня тут ждала?

— Я пришла, а потом подумала: грех уходить, пока не узнаю, что с тобой сталось. — Отвернувшись, она хватает кочергу и ворошит угли. — Так где же тебя носило?

— Мне нужно было побыть вне дворца, подальше от настоятельницы и ее интриг.

— А теперь ты совсем вымоталась, и что хорошего? Иди сюда скорее, ложись в постель. Нужно выспаться. Я же тебя знаю — последнюю неделю небось по часу в сутки спала.

Ее догадка настолько точна, что я улыбаюсь:

— Верно, однако уснуть я вряд ли смогу. Только не здесь… и не сейчас.

— Еще как уснешь! — возражает Исмэй. — Вот тебе и вторая причина, по которой я здесь. Снотворного питья тебе принесла.

Слезы щиплют мне глаза. Проклятье! Я, похоже, быстро превращаюсь в слезливую мямлю! Быстро отворачиваюсь, пряча лицо, и подставляю Исмэй спину, чтобы она распустила корсаж. Потом спрашиваю:

— Погоди, а как же герцогиня? Ты вроде фрейлина, значит должна быть все время при ней.

— Мне на службу еще через несколько часов.

Напряжение понемногу уходит. Я позволяю Исмэй раздеть меня, словно дитя малое, уложить в постель и подоткнуть одеяло. Она наливает в кубок сонное зелье, и я выпиваю. Наши взгляды встречаются… Я прямо-таки не знаю, как благодарить ее. Но это моя Исмэй, и она лишь улыбается:

— Всегда пожалуйста.

Улыбнувшись в ответ, я наблюдаю за тем, как она складывает мои вещи. В обители, когда настала пора служения, нам запрещали обсуждать свои поездки друг с другом. Но Исмэй не так строго, как прежде, держится монастырских правил, и мне не терпится расспросить обо всем, что ей выпало пережить. Хочу знать, не задается ли она теми же вопросами и сомнениями, что мучают меня.

Я принимаюсь теребить ниточку, выбившуюся из покрывала.

— Скажи-ка, — начинаю этак небрежно, — ты, случаем, не знаешь, теряют ли со временем свое действие Слезы Мортейна?

Она разглаживает снятое с меня платье, но при этих словах ее рука останавливается.

— Не знаю… Мои не потеряли.

— То есть ты по-прежнему видишь метки?

— У меня с детства эта способность. Я просто не понимала, что они означают.

— Тогда зачем вообще тебя поили Слезами?