Читать книгу "Клиника верности - Мария Воронова"

Члены семьи всегда должны были делать только то, что нужно Тамаре. Если у них вдруг возникали собственные желания, идущие вразрез с ее планами, то эти желания объявлялись вредными, позорными и недостойными порядочного человека. Ни дочь, ни муж никогда не слышали от матери семейства вопроса: «Как ты хочешь?»

Алисино замужество было первым примером активного неповиновения в семье. И теперь Тамара собиралась подавить бунт.

«Господи, неужели есть на свете семьи, где жизнь не напоминает нечто среднее между непрерывным сеансом психоанализа и заседанием суда? — Илья Алексеевич тяжело вздохнул. — Неужели есть дома, куда идут не с понурой головой, лихорадочно вспоминая свои прегрешения и с тоской ожидая наказания?»

До дома оставалось совсем чуть-чуть, не больше пяти минут самой медленной ходьбы. Сейчас он вернется к холодной, чужой женщине…

Илья Алексеевич неожиданно для себя свернул к двери с вывеской «кафе». Он очень редко бывал в таких заведениях, но при первом впечатлении местечко показалось ему достаточно приличным, чтобы мужчина средних лет и высокого общественного положения скоротал тут вечерок. Незаметно проверив под столом наличность, Илья Алексеевич заказал кофе и сто граммов виски. За соседним столиком сидела одинокая девушка с прической «а-ля утопленница» и таким же цветом лица. Она кинула на него заинтересованный взгляд и улыбнулась уголками рта, явно намекая, что не будет возражать, если он проявит инициативу. Илья Алексеевич не одобрял женщин, проводящих вечера в кафе, но неожиданно ее авансы оказались ему приятны.

Впрочем, сегодня он никому не смог бы составить приятную компанию, на душе было темно и страшно. На всякий случай он пересел так, чтобы оказаться к девушке спиной. Сделав большой глоток виски и едва не поперхнувшись, Илья Алексеевич вынул сигареты. С тех пор как они поженились, прошло двадцать лет. Вполне достаточно, чтобы тяготиться человеком, которого знаешь вдоль и поперек, со всеми достоинствами и недостатками. Ах, если бы дело было только в обычном охлаждении супругов! Если бы жена просто надоела ему, он бы это знал, чувствовал себя виноватым и жалел бы ее за то, что разлюбил… Но беда в том, что за эти двадцать лет они не накопили общих радостных воспоминаний, которые сейчас могли бы помочь.

Да и ни при чем здесь остывшие за двадцать лет чувства! Весь ужас в том, что он не может жить с женщиной, которая не любит собственную дочь. Он простил ей, что она была нечуткой и равнодушной женой, простил двадцать лет собственной душевной неприкаянности, но за то, что Тамара столько лет мучила Алису, единственное его любимое существо на свете, Илья Алексеевич люто ненавидел ее. И ненависть его была сильнее от того, что он не мог защитить дочь. Он боялся открытой войны, боялся развода… В результате Алиса вошла в жизнь человеком с надломленной психикой. Да, с надломленной, ибо уравновешенная, уверенная в себе девушка никогда не окажется жертвой сластолюбивого женатого мужчины.

Виски кончилось, Илья Алексеевич подозвал официанта и попросил принести еще. С Ванькой дочь как-то выправилась. Стала веселее, раскованнее, в глазах зажегся азартный огонек. Илья Алексеевич с тоской понимал, каким жизнерадостным и деятельным человеком могла бы вырасти Алиса, если бы не постоянное давление деспотичной матери. А он, дурак, видел, как Тамара, словно вампир, высасывает всю радость из дочкиной души, видел и терпел, надеясь, что его вороватая нежность компенсирует материнский напор.

От Тамары, женщины проницательной, не укрылась перемена в настроении Алисы. Дочь становилась неуязвимой, перекрыла доступы к своей душе. Эту преграду необходимо было разрушить, и Тамара всеми силами пыталась расстроить брак дочери. С Иваном она разговаривала, высокомерно цедя слова и превратно истолковывая его ответы. Илья Алексеевич каждый день благодарил Бога за то, что тот сподобил его обзавестись второй квартирой: если бы молодые жили с ними, Иван бы, конечно, уже сбежал, несмотря на все добрые намерения. Впрочем, многие родители не отказывают себе в удовольствии покуражиться над вновь обретенными членами семьи, но Тамара делала совсем уж недостойные вещи. Она не гнушалась порочить дочь в глазах ненавистного зятя. Нет, она не опускалась до прямых обвинений и не вела с Иваном конфиденциальных разговоров, но допускала такие ядовитые намеки… То, явившись в гости к молодым, воскликнет: «Какая чистота! Удивительно, как брак меняет человека, ведь дома, Алиса, ты палец о палец ни разу не ударила!» То сочувственно вздохнет: «Как хорошо, что вы психиатр, Ванечка! Вы будете с пониманием относиться к вспышкам немотивированного гнева, которые у Алисы часто бывают!» Другими словами, она вела себя с зятем как образцовая теща, а с дочерью — как не менее образцовая свекровь. А внук, который должен был у нее вскоре появиться, воспринимался ею исключительно как разменная карта в игре, где ставкой было господство над семьей.

Илья Алексеевич захмелел, но легче от этого не стало. Наоборот, тоска разрослась до безысходности, будущее казалось ему мрачнее смерти. Бог даст, Алиса с Иваном выстоят, союз их окрепнет, и дочь заживет интересами собственной семьи. Да он сам первый хочет, чтобы она отдалилась от отца с матерью и поменьше соприкасалась с силой, способной разрушить все.

И он останется наедине с женщиной, которая была последним человеком, с кем он хотел бы оказаться на необитаемом острове!

Расплатившись, Илья Алексеевич вышел на улицу. Моросил мелкий весенний дождь, но вид у улицы был свежий и радостный. Поздние прохожие спешили по своим делам, ярко подмигивали вывески, а с большого рекламного панно Илье Алексеевичу весело улыбалась полуголая девушка. Нужно идти домой, уже поздно, и Тамара наверняка волнуется, где он застрял.

Илья Алексеевич поежился, предвкушая нагоняй. Тамара всегда страшно орала на него, если он задерживался, мстила за то, что заставил ее тревожиться. Причины задержки ее не беспокоили: проблемы на работе, плохое самочувствие, все это были мелочи по сравнению с тем, что ей пришлось некоторое время провести в волнениях.

* * *

«Зачем я на ней женился? — в тысячный раз спросил себя Илья Алексеевич. — Почему не остался с Жанной? Теперь у меня была бы совсем другая жизнь…»

Последнее время он думал о Жанне все чаще и чаще, ни одна женщина не будоражила его так, как она, давно превратившаяся в зыбкое воспоминание юности. Долгое время он запрещал себе думать о Жанне, острое чувство вины словно бы запечатало память о ней… Нет, он и сейчас не оправдывал себя, но с годами замки ослабли, разболтались, и мысли об оставленной им девушке свободно и непрошено всплывали со дна памяти. «Или я просто старею? — горько думал он. — И то, что было двадцать лет назад, помнится мне лучше, чем вчерашние события?»

Он был уверен, что многое стерлось, исчезло навсегда, но нет, стоило закрыть глаза, как он превращался в двадцатидвухлетнего юношу, мерзнущего с любимой под дождем, целующегося в незнакомых подъездах, потому что сегодня очередь соседей по общаге принимать гостей… А вот он на последние деньги покупает ей кофе с булочкой, и плевать, что до стипендии еще три дня… Вот она лихорадочно переписывает его реферат набело, отмахиваясь от его приставаний, а он сердится, что пропадает редкий вечер, когда комната в их полном распоряжении, а о том, что завтра необходимо сдать этот чертов реферат, он и думать не думает! Жанна уступает, они еле успевают до прихода соседа, Жанна забирает реферат с собой, а утром, нетерпеливо подпрыгивая, ждет его возле аудитории с готовой продукцией, сброшюрованной с помощью несколько более пышного бантика, чем пристало научной работе.