Читать книгу "Смотрите, как мы танцуем - Лейла Слимани"

эту невзрачную девочку, игравшую в их жизни второстепенную роль? Пробегая глазами его письма, они поняли, что именно это и связывало Сабах и Селима. Ощущение, что они живут за кулисами, что к ним относятся куда хуже, чем они того заслуживают. Обоих бросила Сельма. На обоих, хотя и по-разному, Амин срывал свой гнев. Две женщины смотрели на разложенные на коленях письма и думали: «Как бы я хотела, чтобы эти письма были адресованы мне, чтобы они были полны любви. Чтобы он написал, что ему тяжело без меня, что он соскучился и сходит с ума от тоски. Чтобы попросил прощения за свое исчезновение и в очередном волнующем письме пообещал, что скоро вернется в мои объятия. И подписался бы внизу: „Любящий тебя всем сердцем Селим. Селим, который не может тебя забыть“». Обе испытали разочарование. Первые письма были датированы осенью 1969 года. Селим описывал в них жизнь с Нильсой, Симоном и Лаллой Аминой. Матильда узнала рубленый стиль сына. Селим писал короткими фразами и пропускал знаки препинания: «Как у тебя дела у меня хорошо» или «Как ты там в интернате расскажи» – совсем как раньше, когда писал матери из детского лагеря, где проводил летние каникулы. Матильда вспомнила его детские фразы: «Мама скучаю по тебе канарейка снесла яйцо уже три дня идет дождь». В те времена она была для него всем. Он со слезами на глазах ждал ее у въезда на ферму, когда она задерживалась в городе. Наблюдал, как она застегивает пряжку на туфлях или смахивает пылинки со шляпы, и восклицал: «Мама, ты такая красивая!» – и преклонение перед ней этого маленького мужчины исцеляло ее от всех печалей. Но в этих письмах, письмах к Сабах, Матильда не упоминалась. Она так и сяк вертела листки бумаги, всматривалась в каждую фразу, но не нашла ни слова о ферме, о ней или об Амине. Как будто сын забыл о ней и ему не было дела до той боли, которую он причинил ей своим исчезновением.

– Ты закончила читать? Тогда давай мне свою половину! – велела она золовке.

Но Сельма не подняла головы. Она была погружена в чтение письма, датированного началом 1970 года, где Селим в поразительном стиле говорил о женском теле, о разврате, коему он предавался, и у Сельмы возникло желание кого-нибудь убить. Что такое эта «свободная любовь»? Расплывчатыми, корявыми словами Селим пытался объяснить новое видение мира, где никто никому не принадлежит. Где мужчины не обладают женщинами, где никто не клянется в вечной верности. Это мир подчиняется лишь прихотям желания. Протянуть руку, прижать к себе чье-то тело и заняться сексом в нежной ночи. Он брал не любя, и оттого что-то в нем огрубело. Все, во что он верил, разрушилось, как маленький замок из песка, на который накатила волна. Семья, дети, жизнь, которую выбрали его родители, детство среди криков, ругани, сдерживаемой ненависти. Он писал: «Я никогда не женюсь. Тела других людей нам не принадлежат, и я тем более не принадлежу своим родителям и не принадлежу своей стране». Маленький засранец, подумала Сельма. Хвастун, уверяет, будто женщины хотят его больше, чем других мужчин. Она-то знает: все потому, что он мало говорит и у него, в отличие от других хиппи, нет своего мнения об устройстве мира. Он не ставит себе целью ни достигнуть нирваны, ни продолжить искания. Он может часами наблюдать, как клонятся под ветром ветки деревьев, и эта расслабленность очаровывает женщин, интригует их. Маленький засранец, как он посмел писать такие непристойности ее пятнадцатилетней дочери и вкладывать в письма по-детски нарисованные кораблики в порту. Маленький засранец, который клялся, что стал мужчиной. Теперь этот невежда, увалень, посредственный ученик сообразил, чего хочет от жизни, и наконец-то обзавелся собственными амбициями. Все те месяцы, что он провел с хиппи, он жадно слушал их рассказы. Среди хиппи встречались врачи, инженеры, архитекторы, ученые, чьи обширные знания вызывали у Селима восхищение. «По ту сторону океана находится Америка». Он писал Сабах о путешествиях, как пишут рабу о свободе и жизни вольных людей. Он просил своих товарищей рассказать ему об Америке. Хиппи считали, что их слова привьют ему отвращение к этой стране: «Это царство денег, жестокости, страна гигантских вертикальных городов, где девушки торгуют своей задницей, а мужчины мечтают о деньгах и власти». С некоторых пор Селим неотвязно думал о Нью-Йорке. В последних письмах он писал только о нем. О том, что обязательно уедет в эту далекую страну. Ему нужно найти деньги, и тогда он сможет уехать из жалкой деревеньки под названием Диабат, оставив позади безделье и скуку и тошнотворный запах перезрелых помидоров, которым несет из единственной здешней лавочки.

Матильда и Сельма были пьяны.

– Глупый мальчишка! – яростно выкрикнула Сельма.

– Неблагодарный безответственный мальчишка, – отозвалась Матильда, едва ворочая отяжелевшим языком.

– Может, я и была лентяйкой, но у меня всегда было все в порядке с орфографией. Помнишь? Ты заставляла меня делать уроки. А у Селима ошибка на ошибке, как у дошкольника.

Матильда попросила сигарету и выкурила ее на маленьком балконе, шумно втягивая дым. Конечно, она помнила уроки орфографии, истории и географии в пропитанном сыростью доме в старом квартале Беррима. Она помнила Сельму ребенком, помнила ее бесцеремонность, ее капризы, а главное – ее великодушие. Вернувшись из школы, девочка переписывала для невестки задания по арабскому языку. Потом заставляла ее проговаривать фразы вслух и не смеялась над ней, когда Матильда неправильно произносила «р» или «к».

– Я уверена, он принимает наркотики, – проговорила она.

– Ах, перестань! – отмахнулась Сельма. – Ничего серьезного, поверь мне.

– Что ты в этом понимаешь? Он, может, потому и не пишет больше. Может, с ним что-то произошло. На днях я видела про это документальный фильм. Сказали, что они все там наркоманы, что они питаются на помойках, а некоторые умирают от передоза.

– Я знаю твоего сына. Он не такой. Тебя во многом можно упрекнуть, но ты хорошо воспитала своих детей.

– Это не помешало ему сбежать.

– Поверь мне, он вернется.

Сельма открыла маленькую деревянную коробочку, стоявшую на столе:

– Хочешь попробовать?

– Что это?

– Это гашиш.

– Ты что, это куришь?

– Ну, только иногда. Кто-то из гостей забыл. Почему бы не попробовать?

Однажды вечером, лежа на диване в квартире Сельмы, Омар слушал по радио увлекательную передачу. Это была история одной турецкой актрисы начала века, которая, будучи мусульманкой, не имела права выходить на подмостки. Однако эта талантливая, обладающая удивительной решимостью молодая женщина