Читать книгу "Что упало, то пропало - Сабин Дюран"

К этому времени Пиппа уже полностью пришла в себя. Ей стало лучше еще до того, как шприц с адреналином нашли на дне сумки с подгузниками. Он и не понадобился – аллергия была на пчел, а укусила ее оса.

Эйлса не отходила от меня, даже во время затянувшегося прощания с Пиппой, Риком и спящим ребенком. («Как бы мне хотелось, чтобы люди, сказавшие, что они уезжают, действительно уезжали», – очень тихо сказала она.) Она сидела рядом со мной за столом в саду, а я пила сладкий чай, который она заварила. Один раз она даже похлопала меня по ноге.

– Вы должны заботиться о себе и следить за здоровьем.

– Буду.

– Попросите, если вам что-нибудь понадобится. Не надо…

– Конечно.

– Все, что угодно, Верити. Я серьезно.

Тут мне в голову пришла одна мысль. Это была странная мысль, словно враг, пробравшийся в трещины сознания и поджидавший середины ночи или дурного настроения, чтобы нанести удар. А поскольку Эйлса была так добра ко мне, я выпустила этого врага на свет.

– Если со мной что-то случится, вы позаботитесь о Моди?

– Да, конечно.

Я почувствовала, как все ужасные эмоции, которые я испытала за последние сутки, ощущение, что Эйлса ускользает от меня, растворяются.

Она усадила меня в гостиной, чуть позже пришли Мелисса и Беа, залезли под одеяла и включили реалити-шоу «Остров любви». Наверное, никого не удивит признание, что мне было не особо интересно. Но мне было все равно. Я была благодарна – я чувствовала себя частью их компании, и ничто другое не имело значения. Даже рассказ о неверности Тома мог подождать. Я сидела на диване, прикрыв колени клетчатым пледом и жевала ириску. Я даже вспомнила, как застала Эйлсу в спальне. Теперь это казалось мне трогательным. Если она меня и заметила, то знала, что для меня это не имеет значения. Я не была шокирована. Боже праведный, нет.

Я и представить не могла, что такая стерильная комната может оказаться такой уютной, но полагаю, все дело в людях. Так бывает, если ты становишься частью семьи.

Глава 19

Пять проволочных вешалок, все еще в оберточной бумаге.

Trepidation, сущ. – тревожное ожидание; трепет; дрожь от возбуждения; сумбурная поспешность или тревога; замешательство; волнение; суматоха.

Вчера позвонил Стэндлинг, чтобы сообщить, что после писем Эйлсы Сесилия Тилсон согласилась на ее встречу с детьми, но под наблюдением. Встреча была назначена в Центре социальной помощи семье и детям в Воксхолле. Я внимательно наблюдала за Эйлсой, пока она разговаривала по телефону: вначале ее лицо стало пепельно-серым, потом покраснело, на щеках появились пятна. Повесив трубку, она опустила голову и долго сидела в этой позе. Я забеспокоилась, решила, что Стэндлинг сказал что-то ужасное, может, случилась еще одна смерть. Стала расспрашивать ее. Эйлса сидела на диване в гостиной. Наконец, откинув голову на подушку, она подняла руку, чтобы отодвинуть кружевную занавеску – в комнату проник свет.

– Проклятье! – наконец воскликнула она. – Верити, я не знаю, смогу ли это выдержать.

Я похлопала ее по плечу.

– Конечно, сможешь. Я буду рядом. Я помогу.

Десять дней тянулись очень долго – те десять дней, пока их все еще не было, а я уже вернулась в Лондон. Я старалась занять себя делами. Сходила на квиз в паб, но Мэйв и Сью уехали на лето во Францию, и игра получилась вялой. Фред часто приглашал меня в Оксфорд, когда сам был в отпуске, но после нашего пикника на площади Гранари от него не было никаких вестей. Я его обидела. Но мне было все равно – что, конечно, тоже служило признаком тяжелого душевного состояния.

Дом укорял меня за отсутствие. Воры проникли в сад и украли сушилку и мини-холодильник, а также часть моих дров и газонокосилку. Запах внутри стал хуже – аж царапал горло, в особенности на втором этаже. Обои отваливались и гнили, стена за ними оказалась черной и грязной от клещей. Кусок за дверью ванной полностью отклеился и свисал словно грязный чулок. На потолке в спальне стали появляться темно-желтые капли. Я поставила кастрюли и постаралась не обращать на это внимания.

Я чувствовала себя не очень хорошо. Эйлса была права насчет веса, похоже, я немного похудела. Цветастая юбка Jigsaw, которую я купила на распродаже в поддержку Онкологического исследовательского центра, стала очень свободна в талии – мне даже пришлось закрепить ее парой булавок. У меня было меньше энергии, а по ночам сердце начинало учащенно биться, что вызывало тревогу.

Апатия привела меня в контору «Коллард и Райт», их офис находился над маникюрным салоном на Бельвью-роуд. Вывеска в окне второго этажа была сделана старомодным черным шрифтом. Я, должно быть, проходила мимо этого места каждый день в течение двадцати лет. Однажды унылым днем я обнаружила себя около их двери и потом поднимающейся по лестнице. Сын основателя адвокатской конторы, Ричард Коллард, ушел перекусить, и, как сказала мне секретарша, сможет меня принять сразу же, как вернется. Составление завещания оказалось очень простым делом. Я ответила на множество вопросов, и Коллард карандашом записал мои ответы на листе бумаги, а через несколько дней я пришла снова и подписала официально составленный и распечатанный документ. В случае моей смерти я хотела, чтобы меня положили в самый дешевый гроб (картонный) и кремировали – никакой суеты. Комод из какого-то фруктового дерева из маминой спальни я завещала Мэйв и Сью, потемневшую картину маслом с изображением грузного джентльмена с пером в руке Бобу, все книги – Фреду, он получит удовольствие, разбирая их. Все остальное – «дом и все его содержимое» – я завещала Максу, в знак признания тесной связи между нами. До достижения им совершеннолетия (в данном случае двадцати одного года) управлять имуществом должна Эйлса.

Она заслужила это после всего, что для меня сделала, думала я, шагая домой. Так она получит финансовую независимость. Свободу. Она сможет уйти от Тома. Насколько проще после развода жить по соседству, это не так травматично для детей, в меньшей степени нарушает их привычный уклад жизни. Мне нравилось думать обо всем этом. Я стала представлять радость Эйлсы – когда она узнает, как ей повезло и что она получила, хотя, конечно, радость будет сдержанной из-за грусти после моей смерти. Мое великодушие усилит горе, и еще много лет Эйлса будет вспоминать время, которое мы провели вместе, со слезами или улыбками. Во время этих мечтаний я, похоже, не осознавала, что совсем не обязательно умру раньше нее. Хотя эта мысль жила где-то на задворках моего сознания, задвинутая к дальней стене, как инструкция по эксплуатации неработающей бытовой техники.

Перед магазином одежды на Бельвью-роуд, симпатичным заведением, которое вывешивало рекламные слоганы типа «ЛЮБОВЬ», стояло несколько мусорных контейнеров, заполненных сложенными картонными коробками. Я решила отпраздновать подписание завещания, покопавшись в них, – из магазина часто выбрасывают отличные проволочные вешалки, которые еще могут послужить, – но вдруг услышала свое имя.