Читать книгу "Что упало, то пропало - Сабин Дюран"

И все это время я хотела только самого лучшего для Макса. Я могла бы притвориться, что сама убила Тома. В конце концов я подходила для этой роли. Стоило посмотреть на мой дом, на меня саму – неопрятную, взъерошенную. «Странная», – вот что люди обычно думают обо мне, не правда ли? У меня был доступ к еде в их доме, к болиголову (в моем собственном саду, как я выяснила). Я думаю (хотя не спрашивала), что Макс добавил листик, похожий на лист папоротника, в тарелку отца – чуть-чуть гарнира, не рискуя причинить вред остальным членам семьи. А я бы сказала, что принесла пиццу, чтобы обеспечить безопасность детей. Конечно, мое признание могло бы и не сработать – ведь я считала, что Том в отъезде. Мне пришлось бы заявить, что я намеревалась отравить Эйлсу. Это не так уж неправдоподобно. Любовь и ненависть – две стороны одной медали. Я ослабла после пребывания в больнице, действие сильных стероидов еще не закончилось. Накануне Эйлса нашла кости моего ребенка и заставила меня взглянуть в лицо прошлому. Я была подавлена из-за старой травмы. А Эйлса еще сказала мне, что они переезжают – ну и мне внезапно ударило в голову. Могла я импульсивно принять решение в жаркий день? Что там говорила Эйлса? Что у меня проблемы из-за того, что я считаю себя покинутой? Я люблю, чтобы все – вещи и люди – были рядом. Мне трудно их отпускать. Такое случалось и раньше, хотя, возможно, мне не стоило об этом упоминать.

Так что да, я все продумала. Но заслуживала ли Эйлса такой жертвы? Было бы это действительно лучшим решением для Макса? Я поняла, ответ был отрицательным на оба этих вопроса. Ведь она была готова вычеркнуть меня из их жизни, когда заговорила о переезде и новом доме. И это после всего, что я для нее сделала. Оказывается, она была такой же, как Фейт. Надо было действовать быстро. Единственным безопасным, простым и понятным выходом было заявление Эйлсы о признании вины.

Ее оказалось легко убедить. Я показала ей результаты поисков в интернете – рассказы о детях-убийцах из Висконсина и Линкольншира, которых помещали в жуткие специализированные учреждения для малолетних преступников, где за ними постоянно наблюдают психиатры, где они проходят экспертизу, а потом лечение, как психически ненормальные. Если бы я дала ей время на размышления, то она могла бы понять, что Макса, хорошего мальчика из семьи среднего класса, не стали бы так лечить. Вероятно, суд по семейным делам нашел бы несоответствие между его действиями и осознанием им их последствий. Но никогда нельзя быть уверенным. Я сказала Эйлсе, что нельзя рисковать и спрашивать совета у Стэндлинга: ведь прокуратура уже, можно сказать, на полпути к допросу Макса. Сработала материнская любовь – самая сильная вещь на свете.

Я скучаю по ней. Думаю, она была той подругой, которую я искала всю свою жизнь. Если обернуться назад, вспомнить последние десять месяцев, то я могу за многое ее поблагодарить. Она увидела меня саму, разглядела меня в этом бардаке, она относилась ко мне, как к подруге… Но я не должна быть сентиментальной. Она меня использовала. Я была бесплатной учительницей, она прикрывалась мною, чтобы встречаться с любовником (ей следовало сказать мне, а она выставила меня дурой). Я так и не получила назад бабушкин антикварный ящик для писем. Она влезла в мой дом, в мое сердце, пошуровала там и отбросила меня в сторону. Самое худшее предательство – это не серьезный поступок, а легкое небрежное безразличие.

Теперь у нее впереди десять лет заключения – достаточно долгий срок, чтобы подумать о своем поведении. Ясное дело, я исключила ее из своего завещания – все переходит Максу, независимо от того, в каком возрасте он вступит в права наследования. Выход Эйлсы из тюрьмы, вероятно, совпадет с его отъездом в университет. В Оксфорд или Кембридж – у меня на него большие надежды. Его оценки стали гораздо лучше в новой школе – и после того, как Том перестал стоять над душой и следить за тем, чем он занимается, выросла и его уверенность в себе, да еще и с моей помощью и поддержкой. Как я сказала одной женщине в книжном магазине, ему двенадцать лет, но читает он то, что читают семнадцатилетние, да к тому же еще и прекрасно пишет. Но я не говорю вслух о своих надеждах – я не собираюсь на него давить. Если он захочет поступать в Оксфорд-Брукс[54] или сидеть в своей комнате и курить марихуану – пусть так и будет. Он может быть тем, кем захочет. По крайней мере, я осознала то, что не желала видеть и принимать моя мать: позорные части нас также заслуживают любви, как и хорошие.

Если Макс решит продолжить учебу (Фред говорит, что я сумасшедшая, если думаю иначе), то Эйлса сможет снова поселиться у меня. Заполнить опустевшее гнездо. Это может устроить нас обеих. Посмотрим. Когда придет время, я спрошу у Макса, чего он хочет. Хотя это опасно. Он поверил в то, что Эйлса виновна, глубоко похоронив в подсознании собственную вину. Я проявляю большую осторожность, когда говорю про Эйлсу. Я подчеркиваю, что не пытаюсь занять место его матери. Она твоя мать и навсегда останется ею. Хотя получается забавно: каждый раз, когда я произношу эту фразу, слова еще чуть-чуть утрачивают свое значение.

Всегда стоит думать на несколько шагов вперед.

Над прудом нависли плотные серые тучи, но чуть дальше видно кусочек голубого неба – ну, не совсем голубого, а скорее белого, но это маленькое пятно ясного неба в окружении темных туч. По ощущениям, это пятно света и есть то, что творится у меня в голове – словно с меня сняли тяжелую ношу. Я уже несколько лет храню в себе груз вины, но, думаю, теперь он исчез. И ноющая дыра тоже заполнилась. Мои нервные окончания начало покалывать. Возможно, из-за холода. Или, может, я впервые за долгое время осознала, что у каждого дня есть своя цель. У меня есть человек, ради которого стоит жить.

Так. Пора позвать Моди. Мы прогуляемся вокруг пруда, перейдем дорогу и спустимся к станции. Как обычно, я буду ждать Макса на мосту. Я стараюсь не спускаться на платформу, если этого можно избежать. Это единственное место, где на меня могут нахлынуть воспоминания. Ведь споткнуться так легко. Достаточно, чтобы тебя всего-то толкнули.

Сегодня утром Макс сказал, что хочет завести щенка. Он считает, что Моди тогда воспрянет духом, и это придаст ей жизненных сил. Я сопротивлялась, но теперь изменила свое мнение. Скажу ему об этом на пути домой. Мы начнем искать собаку из приюта.