Читать книгу "Хрупкие люди. Тайная дверь в мир нарциссов - Юлия Пирумова"

Ваши клиенты вновь и вновь будут проходить через эту страшную для нарцисса пропасть бессилия, в которой он будет попадать в свой ужас унижения и невыносимость своих ограничений. В терапии мы будем искать опору на силу бессилия.

Парадокс, казалось бы: какую силу может нам дать признание своих ограничений? Это ведь не то, с чем я справляюсь или справилась. Не то, чего я достигаю или достигла. Не достижения, успехи, рекорды…

Это то, что мы не смогли. И НИКОГДА НЕ СМОЖЕМ.

То, что не получили. И НИКОГДА НЕ ПОЛУЧИМ.

То, чего не выдержали. И НИКОГДА НЕ СМОЖЕМ ВЫДЕРЖАТЬ…

Вслед за некоторыми людьми мне кажется, что с какой-то точки нашей жизни развитие продвигается не только за счет достижений и увеличения планки личных рекордов. Не меньшую роль в обретении зрелости играет именно признание и присвоение своих потерь и ограничений. До тех пор пока человек не готов лицом к лицу, точнее, сердцем встретиться со своим неизбежным бессилием в чем-то, он остается «ребенком» с верой в свое всемогущество. Он будет жаждать именно той любви родителей, которую не получил. Страдать о тех возможностях, которые упустил в детстве. Переживать о выборах, которые делал раньше…

На удержание этих потребностей и пребывание в чувствах относительно разных «старых» фактов расходуется неимоверное количество энергии. Это как бездонная дыра: «Я думала, эта тема уже проработана. Но звонит мама, и я опять падаю в эту черную дыру обиды. Меня захлестывает боль». Или «Сколько я ни делаю для папы, он все равно не ценит и не признает меня…»

На некоторой стадии терапии, например, или в личном продвижении иногда нам удается прийти к точке, с которой начинается «новый отсчет».

Мама НИКОГДА уже не даст мне того, о чем я мечтаю.

Папа НИКОГДА не скажет мне того, чего я так упорно добиваюсь.

Брат НИКОГДА не уступит мне место любимчика родителей.

Я НИКОГДА не смогу спасти родителей.

Я НИКОГДА не стану им мамой, как бы я ни жертвовала собой…

И если раньше такое бессилие прикрывало ярость маленького ребенка, которому чего-то не досталось или, наоборот, досталось не по силам, то после признания этих ограничений и оплакивания утерянных возможностей, неполученных чувств и прочего возникает сначала пустота. Но это уже лучше, чем «воронка», куда раньше уходило много сил. Потом постепенно за признанием своего бессилия влиять на это приходит время смирения с потерями, которые безвозвратны…

Это своеобразные похороны того, чему пришло время умереть…

У бессилия есть еще один очень близкий синоним – тщетность. Гордон Ньюфелд[26] так пишет про нее в книге «Ключи к благополучию детей и подростков»: «Ключ к пониманию этого процесса – в том, что происходит, когда ребенок сталкивается с тщетностью, то есть с чем-то, что не может контролировать. Таких переживаний в жизни маленького ребенка десятки в день, наиболее распространенным является родительское “нет”. Другие каждодневные переживания тщетности включают в себя ситуации, когда что-то идет не так, как хочется; не получается быть лучшим во всем; не получается быть все время первым; невозможно все время единолично распоряжаться маминым вниманием. Как только тщетность регистрируется эмоциями, энергия, направленная на то, чтобы изменить ситуацию или добиться того, чтобы все было, как хочется, успокаивается… В результате этих переживаний повышается психологическая устойчивость и возрастает адаптивность.

Встреча с тщетностью должна быть очень глубоко затрагивающим переживанием, которое приводит к изменениям внутри нас, когда мы не можем изменить обстоятельства, вызывающие у нас фрустрацию.

Всегда нужно отпустить какое-нибудь желание, чтобы мозг обнаружил, что, не получив своего, можно выжить. Естественно, для адаптации к большим разочарованиям нужно много слез. Например, потеря любимого человека, неизбежность смерти, невозможность повернуть время вспять. Греки называли эти виды тщетности трагедиями и ставили представления, чтобы вызвать слезы. Они видели в этом ключ к цивилизованному обществу…

В традиционных обществах слезы всегда были частью воспитания детей. Я уверен, наши предки не считали, что встреча с тщетностью была по-настоящему прожита, пока не наступали слезы тщетности. Мы утратили мудрость наших слез, а с ними и способность адаптироваться к тому, что мы не можем контролировать…»

Для меня это текст не только про детей и подростков. Многие взрослые утратили мудрость слез, загоняя их обратно и пребывая в иллюзии всемогущества. Многие действительно живут в погоне за обретением средств, способов, методов такого воздействия на мир, чтобы «все получалось и моглось». Многие в напряжении от того, что не получается, и вине ощущают вину за это. Нам всем не хватает этих важных слез тщетности. Не беспомощности или слабости. А именно тщетности, возвращающей нам возможность пережить потерю надежды на бесконечное могущество.

Бессилие, которое мы ищем в терапии, – это ответ взрослого на понимание ограничений.

В нем много грусти и даже скорби вместо яростного отчаяния и стыда. Это переживание потери надежды, что можно «вырасти и справиться со всем». Вылечиться и сделать правильно. И так далее… Бессилие растет из убитой надежды, это правда. Но на этой могиле растут цветы настоящей силы, а не ложного могущества, терзаемого стыдом какой-то досадной немощи. В бессилии много освобождения от непрерывных затрат энергии, направляемых в невозможное. Бессилие – это очень трезвая и ясная опора на реальность. Оно противостоит фантазиям грандиозности, в которых человек злится на себя и впадает в стыд от того, что не может взять все под контроль и власть…

Эрик Смаджа[27] пишет: «В действительности человеку слишком рано приходится осознать, что он беспомощен и что это бессилие – нормальное человеческое состояние. Однако человек не хочет с этим мириться: поддержание прирожденной иллюзии всемогущества кажется ему делом куда более важным, чем удовлетворение влечений, и он пытается любым способом поддерживать иллюзию. Восстановление нарциссической целостности становится важнейшей задачей…»

Всемогущество – важнейшая защита хрупкого «Я» нарцисса. И оно проживается и заканчивается через бессилие. А там рукой подать до обычной человеческой жизни со всеми ее радостями вместо фантазий о власти над всем миром, которым никогда не суждено сбыться.

Бессилие – здоровый, хотя и очень тяжело дающийся ответ на невозможность получить важнейшие вещи. Я не могу не зависеть от других людей. Но не могу их контролировать. Ни их любовь, ни их привязанность, ни их возможности, ни их смерть. У меня есть тело, и оно мне не подчинится. Я буду стареть. И я тоже конечна…

Обыкновенность

Я не видела более сильного протеста, чем когда предлагала нарциссу примерить к себе слово «обычный». Он бросает все силы на сопротивление, отрицание и впадает в коллапс ужаса. Он начинает видеть в этом слове не просто признак обыкновенной человеческой нормальности и неисключительности, а попытку ввергнуть его в банальность, обыденность, посредственность и так далее.