Читать книгу "Набоков в Америке. По дороге к "Лолите" - Роберт Роупер"

На следующей странице мы читаем:

Ландшафт, если только его можно так назвать, изменился, но не к лучшему. Все по-прежнему черно до самого горизонта. Только поверхность уже не ровная: она стала волнистой. Цепи холмов перемежаются долинами. Нельзя сказать, что здесь совсем нет деревьев, хотя то, что от них осталось, едва ли можно так назвать. Здесь были деревья до пожара – алгаробо, мескито и еще некоторые виды акации росли здесь в одиночку и рощами. Их перистая листва исчезла без следа, остались только обуглившиеся стволы и почерневшие ветки.

В автобиографии “Другие берега” Набоков отмечает, что во “Всаднике без головы” есть “проблески таланта”. Наглядные описания, выполненные с естественнонаучной точностью – экзотические названия “алгаробо” и “мескито” употреблены тут исключительно к месту, – очень нравятся определенного склада читателям, в том числе многим мальчишкам.

Спустя еще несколько страниц на выжженной равнине показывается фигура:

Застывшие на вершине холма лошадь и всадник представляли собой картину, достойную описания. Породистый гнедой конь – даже арабскому шейху не стыдно было бы сесть на такого коня! – широкогрудый, на стройных, как тростник, ногах; c могучим крупом и великолепным густым хвостом. А на спине у него всадник… прекрасно сложенный, с правильными чертами лица, одетый в живописный костюм мексиканского ранчеро: на нем бархатная куртка, брюки со шнуровкой по бокам, сапоги из шкуры бизона с тяжелыми шпорами, ярко-красный шелковый шарф опоясывает талию; на голове черная глянцевая шляпа, отделанная золотым позументом.

Это – герой романа, храбрец Морис Джеральд (“как выясняется впоследствии к сугубому восхищению Луизы… – сэр Морис Джеральд”, – уточняет Набоков). В своих произведениях – а это семьдесят пять романов плюс журналистские репортажи – Майн Рид уделяет большое внимание костюмам персонажей. Его герои брутальны и резки, однако при этом по-своему изысканны и чертовски притягательны для женщин:

А из-за занавесок кареты на всадника смотрели глаза, выдававшие совсем особое чувство. Первый раз в жизни Луиза Пойндекстер увидела человека, который, казалось, был реальным воплощением героя ее девичьих грез. Незнакомец был бы польщен, если бы узнал, какое волнение он вызвал в груди молодой креолки.

В “Других берегах” Набоков вспоминает, как они с двоюродным братом Юрием Рауш фон Траубенбергом разыгрывали сцены из Майн Рида, совершенствуясь в искусстве держать себя по-ковбойски невозмутимо. Не стоит, видимо, искать истоки набоковского высокого штиля в приключенческих романах его отрочества, и все же свой след в его книгах они оставили: с романами Набокова их роднит восхищение природой Северной Америки, ее зовущими к приключениям просторами; естественнонаучная терминология, экзотическая чувственность и та пристальность писательского взгляда, которая позволяет отметить, что прямо над головой небесная лазурь кажется темнее, чем у горизонта. “Бывшее у меня издание (вероятно, лондонское), – пишет Набоков, – осталось стоять на полке памяти в виде пухлой книги в красном коленкоровом переплете”. Примечательно, что это был “несокращенный и довольно многословный оригинал”, а не “упрощенный перевод”, которым приходилось довольствоваться Юрию и другим русским мальчишкам, не владевшим в достаточной мере английским языком. Заглавную картинку, “как бы выгоревшую от солнца жаркого отроческого воображения, я вспомнить не могу, – пишет Набоков, – …вместо той картины вижу в окно ранчо всамделишную юго-западную пустыню с кактусами, слышу утренний, нежно-жалобный крик венценосной Гамбелевой куропаточки и преисполняюсь чувством каких-то небывалых свершений и наград”14.

Американский литературный агент Набокова Алтаграция де Жаннелли трудилась не покладая рук. Судя по ее письмам, она стучалась во все двери, пытаясь пристроить в печать романы Сирина, написанные под заметным влиянием Джойса и Пруста. В августе 1936 года де Жаннелли писала Набокову:

Прикладываю пару откликов на ваши книги. Не принимайте их близко к сердцу – где-нибудь непременно есть нужный нам человек, и рано или поздно мы его отыщем:

“4 августа 1936 г.

Вынуждены уведомить вас, что издательство Houghton Mifflin Company не имеет возможности опубликовать присланную вами рукопись”.

“12 августа 1936 г.

Большое спасибо за то, что прислали нам роман LA COURSE DU FOU [ «Защита Лужина»]. Произведение очень интересное, но нашему издательству не подходит. Вы можете забрать рукопись в удобное для вас время”15.

В декабре Жаннелли прислала еще один отклик:

К сожалению, имя Набокова-Сирина совершенно неизвестно американскому читателю, а значит, его роман KONIG DAME BUBE [“Король, дама, валет”] едва ли будет пользоваться спросом. Исключительно из этих соображений мы не можем взяться за публикацию книги, которая обладает многими несомненными достоинствами16.

Несколько романов существовали только на русском, и это осложняло работу с американскими издателями, которым совершенно не хотелось нанимать рецензентов со знанием иностранного языка. Но даже и без этого произведения В. Сирина – или, как он сам себя теперь называл, Nabokoff, а впоследствии и просто Nabokov, – продавались туго: казалось, автор специально не хочет писать на темы, которые интересны широкой публике, а главные герои у него непременно либо сумасшедшие, либо заблудшие, так что читатель едва ли сможет узнать в них себя. Набоков, как до него Джойс, участвовал в модернистской контратаке на чтиво для обывателей, романы, от которых всегда знаешь, чего ждать, с линейным развитием сюжета и непременной моралью в конце. Он всю жизнь выступал против читателей, искавших в его книгах “социальную проблематику”. Подобные запросы приводили Набокова в ярость, как можно заметить хотя бы из записки Ходасевичу:

[Писатели должны] заниматься своим бессмысленным, невинным, упоительным делом, – мимоходом оправдывающим все то, что, в сущности, оправдания и не требует: странность такого бытия, неудобства, одиночество… и какое-то тихое внутреннее веселье. Поэтому невыносимы – равно умные и неумные – речи о “современности”, “inquietude”’е, “религиозном возрождении” и решительно все фразы, в которых встречается слово “послевоенный”17.

Жаннелли, которая признавала талант Набокова (и, кроме того, считала, что его книги могут пользоваться определенным спросом) – но, к несчастью, рано скончалась18, умерла до того, как автор пошел на уступки здравому смыслу и стал писать так, что, пожалуй, она смогла бы выгодно продать его произведения, – послала один из романов в шестьдесят с лишним издательств и периодических изданий. Вот лишь некоторые из фирм, в которые обращалась Жаннелли (список взят из собрания писем с отказами, хранящихся в Библиотеке Конгресса): Houghton Mifflin, Henry Holt, Liveright, Robert M. McBride, Lippincott, Longmans, Creen & Co., Chas. Scribner’s Sons, Knopf, Random House, Macmillan, Simon and Schuster, MGM, the New York Times, the John Day Co., Little, Brown, the Phoenix Press, Frederick A. Stokes Co., Esquire, The Saturday Evening Post, G. P. Putnam’s Sons, Reynal and Hitchcock, Dodd, Mead & Co., Harcourt, Brace & Co., H. C. Kinsey & Co., the Atlantic Monthly, D. Appleton-Century Co., Blue Ribbon Books, Liberty magazine, Doubleday, Doran & Co. и Life.