Читать книгу "Настоящая принцесса и Снежная Осень - Александра Егорушкина"

— И вообще хорошо бы нам с тобой пойти тихонечко домой прямо сейчас, — продолжал он. — И позвонить Филину.

— Следующий инглиш. Саблезубая, — вздохнула Лиза. — Она нас уже видела.

Лёвушка решительно поднялся.

— О! Вот с Саблезубой и начнём, — сказал он. — Перед инглишем подойдёшь к ней и скажешь, что передумала. Просто передумала. В конце концов, имеешь ты право отказаться? Не потащат же тебя силком.

Лиза послушно поплелась в учительскую. Конечно, план у Лёвушки получился что надо, но… в носу всё равно щипало, а к босоножкам как будто по пудовой гире привязали. Мел ей выдали мгновенно и прямо-таки с реверансами, хотя она чуть не наступила на чей-то выставленный на просушку зонтик. Прикрыв за собой дверь, Лиза расслышала, как секретарша и завуч жарко зашептались про её, Кудрявцевой, избранность.

А Малина Вареньевна ни Лизе, ни Лёвушке вообще никаких вопросов не задала. А ведь двадцать минут ходить за мелом — это, наверное, не всякому удастся. Одноклассники учуяли неладное, и на переменках Лиза отчетливо различала за спиной шепоток и смешки. Гадость какая — то!

Всю переменку перед английским Лиза в одиночестве уныло подпирала стенку в коридоре и сочиняла речь (Лялька к ней почему-то не подходила — держалась поодаль, надутая и зарёванная, а потом и вообще ушла на другой конец коридора с Ниной-Резиной и о чём-то с ней зашушукалась.) Мысль о том, чтобы самой искать Саблезубую, вызывала дрожь в коленках. Лёвушка маячил неподалеку и сверлил Лизу яростным взглядом из-за сверкающих очков. Часть коллег уже вернулась из столовой, дожевывая на ходу, — длинная перемена неумолимо подходила к концу. Лёвушка многозначительно показывал Лизе глазами на лестницу. Делать нечего!

Лиза поплелась вниз, но до учительской дойти не успела — Саблезубая, как по заказу, выплыла ей навстречу с журналом наперевес.

— Ульяна Сергеевна… — робко начала Лиза.

Несмотря на гвалт, Саблезубая её услышала и очень удивилась:

— Что тебе, Кудрявцева?

— А можно… Пожалуйста… Список… Я не хочу… — заготовленная речь куда-то испарилась, как утренний туман. Одни клочки остались.

— Что-о? — Саблезубая так поразилась Лизиной дерзости, что чуть журнал не уронила. Однако смысл сказанного дошёл до Саблезубой мигом, и глаза её кровожадно блеснули.

— Все списки в сейфе у директора, с ним и разговаривай, — отрезала она. — И вообще, Кудрявцева, я не понимаю, что это ты кочевряжишься. Другие бы на твоём месте спасибо сказали. — Саблезубая не стала уточнять, какие именно другие, демонстративно посмотрела на часы и зацокала наверх.

Лиза поспешила следом — и вовремя: грянул звонок, так что с Лёвушкой ей не удалось даже словом перемолвиться.

Саблезубая, видно, здорово разозлилась, что Ляльку не включили в список, — весь урок свирепствовала, устроила Лизе показательную расправу и вкатила тройку, а потом пообещала на завтра контрольную по неправильным глаголам. Смотреть в сторону Лёвушки под испепеляющим взором Саблезубой Лиза побоялась, но на перемене взяла себя в руки и пошла к директору. Кабинет был заперт, и возле него толпились и несмело радовались одиннадцатиклассники — очередной урок Игорь Сергеевич отменил и куда-то уехал. А списки у него в сейфе…

Дальше школьный день пошёл ничуть не лучше. Историк Иван Васильевич (по прозвищу, разумеется, Грозный) долго и занудно талдычил, что в прошлый раз половина класса писала проверочную про крестовые походы новомодными гелевыми ручками, а надо шариковыми, и что у всех почерк, как курица лапой, особенно у Конрада, и что Конрад его огорчил и расстроил, потому что он, Грозный, уже хотел Конрада выдвинуть на городскую олимпиаду по истории, а теперь ещё подумает, не задвинуть ли обратно.

Костя Конрад только молча сверкнул на Грозного глазами, потом отвернулся и стал смотреть в окно, на физкультурные брусья под мокрыми деревьями. Дракончик не заинтересовался, даже когда Грозный стал рассказывать дальше про крестовые походы, хотя в последнее время на уроках истории он обычно оживлялся и бомбардировал Грозного вопросами, ответы на которые знал явно только папа Конрад, в свои восемьсот лет помнивший Средневековье как нельзя подробнее.

Лиза про крестовые походы слушала вполуха — голова была занята совсем другим, да и трясло её так, что записывать всё равно не получалось. Кто такой этот миллионер? И почему журналисты в неё, в Лизу, вцепились мёртвой хваткой? И что за дурацкий сценарий про бедную сиротку и доброго дядечку?!

Историк что-то вещал насчет крестовых походов как массового явления, потом съехал на крестовый поход детей — был, оказывается, и такой, но про него слушать было ужасно тоскливо, потому что кончилось там всё плохо, и вообще в Средние века жилось несладко. Потому что детство кончалось очень рано. Практически сразу.

— Конрад! — воззвал вдруг Иван Васильевич, прервавшись на полуслове. — Может, соизволишь послушать всё-таки?

Костя с трудом оторвал мрачный взор от окна.

— Итак, дети вашего возраста считались вполне взрослыми, — продолжал историк, расхаживая по классу. — В тринадцать лет… ну-ка, скажи мне, Олейникова, какие обязанности возлагались на детей в этом возрасте?

— Замуж могли выдать, — томно протянула длинная Олейникова, она же Нина-Резина, прозванная так за тугодумие и непрерывное жевание резинки. — И женить.

— Масштабнее надо мыслить, Олейникова, — покачал головой историк. — Могли воевать отправить. И на трон возвести. Так что это был серьёзный возраст. Это вам легко живется — вон, даже проверочные задней левой ногой пишете.

— А сейчас в нашем возрасте тоже всё серьёзно, — неожиданно подала голос Спицына. — В кино уже можно сниматься. И в телесериалах, — она кокетливо поправила заколку с блестками.

— С ума вы все посходили с вашим кино, — проворчал историк. — Объясняю: в Средние века тринадцатилетний — уже взрослый человек, даже имущественно, у него свой дом, скот, семья, слуги. В прошлом году у нас с вами шла речь про войско Александра Невского? — он обозрел класс.

— Ну, — неуверенно промямлил кто-то.

— Баранки гну. Сколько лет было большинству латников?

— А что, тринадцать, что ли? — недоверчивым басом усомнился с последней парты здоровенный троечник Мишка Агалаков.

— Про битву Челубея и Пересвета слышали? Так вот, и им было примерно по столько же. А ещё в вашем возрасте детей могли отправить заселять новые земли. Вот возьмем хотя бы подлинную историю Гаммельнского Крысолова…

«Да что у нас, день крыс сегодня? — Лиза втянула голову в плечи, хотя вообще-то про легенду о Крысолове ей всегда было интересно. — Как будто одной Паулины для полного счастья не хватает!»

— В легенде говорится, что Крысолову, мол, бургомистр не заплатил за истребление крыс, вот он и отомстил, увел маленьких детишек, только их и видели — то ли в горы, то ли в реку Везер. А на самом деле… Конрад, ты тоже послушай, может, ещё одумаешься, блеснешь на олимпиаде! — рявкнул Иван Васильевич и постучал указкой по первой парте. — Оболгали Крысолова. Недавно немецкие ученые выяснили, что когда-то в тринадцатом веке ходили по Пруссии королевские вербовщики, набирали отряды добровольцев, заселять новые края, — там, где сейчас Польша. — Историк развернулся к карте и потыкал указкой в жёлтенькую Польшу. — Один такой пришёл в город Гаммельн двадцать шестого июня тысяча двести восемьдесят четвёртого года, — Грозный, как обычно, со смаком отчеканил точную дату — мол, где уж вам запомнить! — а потом с отрядом погрузился на корабль, да и попал на Балтийском море в бурю и потонул. — Указка назидательно переползла на синеву моря, — А в отряде по тогдашним временам были вполне взрослые люди — ну, не тринадцать, так четырнадцать-пятнадцать лет им было точно.