Читать книгу "Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян"

— Да что там, — великодушно машет рукой Юля.

Она протискивается по узкому коридорчику в административные помещения. Коридор настолько узок, что здесь может поместиться только один человек. Поэтому, когда Юля в своей спортивной манере продвигается вперед, то менеджер, идущий навстречу, вынужден прилепиться к стенке.

Она входит в святая святых «Воропаева» — так называемый креативный отдел. В отсеках-клетушках, каждая из которых отгорожена от другой прозрачной перегородкой, мудрят, колдуют, хмурят лбы лучшие умы модельного дома. И маленькая Юля прекрасно знает, над чем они корпят. Все эти модельеры-технологи, что сидят за кульманами, как заправские архитекторы, эти лохматые «креативщики», что призваны генерировать самые безумные, самые бесстыдные идеи, эти художники боди-арта, с невозмутимостью патологоанатомов переносящие затейливые тропические картинки на манекены со стеклянными глазами, все они работали по ее, Юлиным, эскизам. Они пытались реализовать то, что по вечерам возникало в ее рыжей, красной или синей, по настроению, голове. Когда от сухого красного, употребленного почти натощак, уже мелкой зыбью подрагивали стены квартиры, а привычные сомнения отступали, творческая мысль бурлила и плевалась, как кипяток из чайника, и линия шла по бумаге уверенно и точно.

Наутро Юлю обуревали сомнения и она теряла это чувство единственно верного пути, дороги, идя по которой, невозможно заблудиться. Чувство, которое можно испытать, только занимаясь чем-то таким, к чему тебя предназначила мать-природа, — творчеством или любовью. Если бы Юлька не боялась высокопарностей, она бы назвала это вдохновением. Но она был трусихой. Бросала эскизы на пол, у порога своего «Тату-салона», где они копились, пылились и мялись до тех пор, пока их не подбирала маленькая, как девочка, и острозубая, как зверек, Евгения Евгеньевна Овчарова — управляющая «Воропаева». Юля за глаза называла ее Овчаркой за плотоядную хватку и собачью преданность хозяину. Сейчас Юле предстояло встретиться с ней.

Каждая встреча с Овчаркой нервировала и временно вышибала из колеи. Потому Юлины челюсти заработали активней, а каждому из безголовых портновских болванов в безукоризненных смокингах, стоящих вдоль белой стены, досталось по короткому тычку. Бац, бах, получи! На лацкане каждого изделия был приколот номер и фамилия заказчика. Последнему смокингу досталось в поддых. Но он не перегнулся пополам от боли, не пискнул, не вздрогнул. И Юля двинула еще раз — локтем в бок. Все вместе и каждый в отдельности, эти удары предназначались, конечно, не им, а Овчарке, Воропаеву и прочим жизненным невзгодам. Но эти сладкие мечты Юлька оставляла на вечер, как приятное дополнение к бутылочке красного сухого.

Юля останавливается в дверях пошивочного цеха. Как всегда, ее встречают два портрета размером с хорошую уличную рекламу, — красавец и прощелыга Воропаев и Лариса Константиновна, Юлина родная мать, а также, по совместительству, мать-основательница воропаевского бизнеса. «Интересно, — подумала Юля, — неужели не нашлось фотографии, где они вдвоем? Ведь они несколько лет были любовниками». Взгляды обоих скрещивались примерно над Юлиной макушкой. Кажется, что оба человека, разделенные дверью, как обстоятельствами, с надеждой взирают на нее. От осознания своей великой миссии Юля поежилась. Не потянуть.

К действительности ее возвращает знойный мотивчик танго «Брызги шампанского». Между рядами швейных машин выстроились портнихи, которые, синхронно наклоняясь, пытаются дотянуться руками до пола — идет пятиминутка производственной гимнастики. Овчарка, взобравшись перед ними на стол, делает те же упражнения и громко считает:

— Раз, два, три, выпрямились…

— Евгения Евгеньевна, я пришла, — перекрикивает Юля мелодию танго. — Что стряслось?

— Руки к полу, чтобы спина не болела, — командует Овчарка и тут же бросает Юле: — Срочно! — и снова портнихам: — Два, три, руки к полу… — и вновь Юле: — Пятый манекен. Срочно. Доставить в гостиницу «Москва», Василию Семенову.

— У меня машина барахлит вообще-то… Кто такой Семенов? Аксенова знаю, а Семенова не знаю. Кто такой?

— Вам этого лучше не знать. Руки к потолочку. Тянемся, тянемся к потолочку! А теперь наклонные движения.

— Тоже писатель, что ли? — не унимается Юля.

Ей, в сущности, все равно, но надо же как-то заполнить паузу. Овчарка изгибается на столе, но мысли не теряет:

— Только не говорите мне, что вы его читали.

Неожиданно Юля представляет ее голой, отчего чувствует неудержимый приступ тошноты.

— Да я и читать-то не умею, — бормочет она.

— Вот именно. Это наш писатель-эмигрант. Он много лет ничего не писал — заграница высосала, и теперь приехал на родину за вдохновением. Только не опоздайте, ради бога. Он в смокинге будет премию президента получать.

Юля скептически морщится и надувает большой пузырь из жвачки:

— В смокинге? С президентом?

— От вас зависит репутация фирмы, — пыхтит Овчарка.

Как всегда в подобных случаях, Юля начинает тихо ненавидеть себя. Почему, ну почему она соглашается? Всегда соглашается.

— Спасибо, конечно, за доверие. А что, у нас шофер на работу не вышел?

Овчарка выпрямилась и уставилась в Юлькин подбородок.

— Юля, ваша мама, — плавным, отработанным, как у экскурсовода, жестом она указывает на портрет Ларисы Константиновны, — вложила большие деньги в это предприятие, и вы должны чувствовать ответственность…

Слово «предприятие» Евгения Евгеньевна произносит так, как будто хочет им плюнуть в собеседника. Но до Юли доплюнуть невозможно. Точно копируя движение Овчарки, Юля показывает на портрет Воропаева.

— А ваш господин Воропаев эти деньги про… трендел…

— Не трогайте гения! — гневно вопиет Овчарка со своего пьедестала.

— А что, трогайте, не трогайте… Это же правда. Он в Париже сидит, кутюрье из себя изображает, а мы тут все пашем на него…

Овчарка уже шипит:

— Вы поедете или нет?

— Да поеду, поеду…

Она выходит из пошивочного, бубня себе под нос:

— Тоже мне, гений сраный…

Машина всегда успокаивала Юлю. Ей одинаково нравилось гонять по шоссе и маневрировать в городских пробках. Ей нравилось встречать на вокзалах и провожать до аэропортов многочисленную Сонькину родню, которая имела обыкновение наведываться из глубинной России в город на Неве. Ей нравилось развозить по домам девчонок после вечерних посиделок. И даже подвозить случайных людей, как правило, стремящихся попасть в такие городские дали, о которых у Юли не было ни малейшего представления. Она внимательно изучала карту заданного квадрата и бесстрашно ехала в какой-нибудь Металлострой или Обухово. Денег не брала и сама же, первая, благодарила за доставленное удовольствие. Однако бывали дни, когда даже машина не доставляла удовольствия. Сегодня, например.

Невский бурлит и клокочет. Поток машин торопится проскочить на зеленый. Впереди — площадь Восстания. Старенький «фольксваген-гольф» Юли пыхтит в общем потоке, по третьей полосе. Неожиданно от гранитной стены, намереваясь по диагонали пересечь площадь, отделяется бабка с тележкой и котом под мышкой. Юля пытается сманеврировать, чтобы не наехать на бабку-камикадзе, так как любит котов и уважает старость, едва не врезается в лакированный бок ярко-красного «порта» и отчаянно бьет по тормозам. Бабуся спасена, «порш» вне опасности, а Юлин «гольф», вильнув вбок, останавливается. Похоже, надолго.