Читать книгу "Искусство воскрешения - Эрнан Ривера Летельер"

Расхрабрившись, он вытащил Библию из бумажного пакета, торжественно потряс ею и объявил, что так учит Священное Писание: мертвые пусть хоронят своих мертвецов. А за неимением таковых, братья и сестры мои, покойному должно отправляться к последнему пристанищу лишь в сопровождении родных. За каким лядом все селение тащится на кладбище оплакивать его? Это так же неподобающе, как склоняться над гробом и заглядываться на покойника. Достойные сожаления обычаи у некоторых христиан! Смерть — самая сокровенная мука человеческая, и нечего пялиться на искаженное ее печатью лицо или забавляться зрелищем погребения ближнего под лопатами земли: это непростительная беспардонность, скабрезный поступок.

— Воистину говорю вам, братья и сестры, оставьте этого несчастного!

Он едва успел соскочить с бака и сигануть в сторону станции. Некоторые скорбящие отделились от процессии и довольно долго гнались за ним, оскорбляя и меча камни, слегка задевавшие его голову.

Задыхаясь, он вбежал на станцию.

Поезда не было.

Поезд отправился дальше, в Чалые Холмы.

Во дворике станции, помимо своры бродячих собак, обреталось двое: старик в железнодорожной фуражке, как пить дать стрелочник, и одноглазый тип. Они играли в шашки на доске, процарапанной на куске шпалы. Христос из Эльки подошел и спросил, в какую сторону идти к прииску Провидение.

Игравшие будто бы не услышали. Они сосредоточенно следили за крышками из-под шипучки «Лаутаро», служившими им шашками. Стрелочник ходил перевернутыми крышками. Христос из Эльки откашлялся и снова задал вопрос. Только тогда они и заметили чье-то присутствие.

— Как вы сказали, сударь? — пробурчал стрелочник, не подымая головы.

Кривой и вовсе не пошевелился.

Он в третий раз слегка звенящим от раздражения голосом осведомился, не будут ли братья столь любезны указать ему дорогу до прииска Провидение.

Игроки оторвали взгляд от доски и узрели оборванную фигуру. И пришли в изумление. Из них двоих только кривой был более или менее наслышан о пришельце. Поэтому, прежде чем указать путь, он почтительно поздоровался и разъяснил приятелю, кто этот субъект в сутане.

— Это господин из долины Эльки, он себя мнит вроде как пророком и ездит по всей стране с проповедями и благословениями, — высказался он без тени иронии, серьезнее некуда.

Показав, в какую сторону идти — нужно вернуться на несколько километров к югу и следовать вдоль ветки для селитряных товарняков, — он не поленился дать пару практических советов. Перво-наперво: обзавелся ли господин пророк флягой либо бутылкой воды на дорогу? Да, обзавелся. Превосходно. Далее: пусть перестанет называть место, куда направляется, Провидением, потому как в округе оно всем известно как Вошка. И напоследок, для его же блага: как пойдет, ни в коем разе пусть не сворачивает с железнодорожной ветки, а иначе того и гляди заманят и сгубят миражи, каковых в этих треклятых равнинах — как блох на собаке.

На прощание Христос из Эльки в благодарность за доброе расположение подарил им по брошюре. Кривой, теперь уже слегка насмешливо зыркая сиротливым глазом, кивнул на пакет из-под сахара и велел быть осторожнее с этаким сподручным саквояжем, чего доброго еще спутают господина пророка с ювелиром их тех, что приходят из портов в пампу торговать золотыми часами, кольцами и булавками и то и дело становятся жертвами грабежей.

— Кому горло перережут, а кого пристрелят в затылок да и схоронят в овраге. Только сперва туда динамитную шашку забросят, чтобы улик не оставалось.

— Или, не дай бог, — просвистел стрелочник, у которого был плохо пригнан зубной протез, — вошкинские сторожа примут вас за агитатора с листовками. Вот вы поди не знаете, дон, а рабочие на этом прииске уже две недели как бастуют, и доложу я вам, дело жареным пахнет.

Пока игроки давали наставления, невозмутимый Христос из Эльки пристально вглядывался в расположение шашек. Перед уходом он попросил у старика-стрелочника позволения сделать следующий ход.

Тот согласился.

Христос из Эльки присел на корточки, положил пакет на землю, задумчиво запустил пальцы в бороду и двинул шашку на съедение кривому. Потом сам, довольно улыбаясь, съел две. Но оказался в таком невыгодном положении, что соперник, сверкая глазом и нарочито громко брякая крышками по доске, сожрал еще три шашки и вышел в дамки.

Стрелочник озлился и разворчался.

— Прости, брат, — сконфуженно произнес Христос из Эльки, — помнится, таким манером я всегда выигрывал у обитателей Приюта Воздержания[9].

Стрелочник сплюнул сквозь зубы.

Проповедник подобрал бумажный пакет, наскоро благословил игроков и пристыженно удалился.

В пампе наступал полдень.

Под пылающим солнцем он лихо припустил вперед точно по середине железной дороги, углубляясь в пустыню. Вдалеке серое селение Сьерра-Горда расплывалось в дрожащем знойном воздухе и становилось похоже на печальную чайку.

Перескакивая со шпалы на шпалу в каменном молчании пустыни — «Ничто так не укрепляет дух, как молчание пустыни, братья и сестры», — он задумался об удивительных совпадениях, сплетавших истории Альмы Василии и Магалены Меркадо, совпадениях и случайностях, которые касались не только их самих, но и приисков, где они обитали. По крайней мере, раньше, ведь Альмы Василии уже и на свете-то нет: если верить рассказчику из поезда, ее зарезал убийца женщин, сбежавший из тюрьмы в Икике. По описанию продавца птиц, прииск Магалены Меркадо как две капли воды походил на прииск Альмы Василии в том смысле, что там была всего одна классная дама, одна повитуха, одна учительница игры на фортепиано и одна проститутка. Как и Альме Василии на прииске Чолита, в Провидении — или Вошке, просветили его знатоки со станции, — Магалене Меркадо приходилось в одиночку управляться с натиском местных холостяков. А это вам не фунт изюму, подчеркнул птичник, там две сотни бобылей живет. Ну, допустим, из этого числа следует вычесть приходского священника и содомита, без которого не обходится ни один прииск (в Чолите это был продавец парфюмерного отдела в пульперии, в Вошке — билетер в кинотеатре), но зато надо прибавить целый полк неудовлетворенных женатиков, которые в день получки тоже норовили затесаться в очередь за услугами продажной любви. Время от времени строй покидал какой-нибудь дряхлый старик, которому отказывали железы, не то что, когда я молодой был, красавец, прямо черный бык, эх, земляк, все бабы мои были, а в штанах — револьвер. Но место старика, удалившегося от плотских забав, сразу же занимал мальчишка, которому в день пятнадцатилетия — такой в пампе обычай у настоящих самцов — покупали длинные брюки, зализывали волосы бриллиантином — никаких дурацких детских проборов на левую сторону — и объявляли, мол, пора прогуляться с отцом к местной путане: пусть сдаст выпускной экзамен на мужика и научится уже, так его разэтак, что писька не затем одним встает, чтобы соревноваться, кто дальше ссыт.