Читать книгу "Данбар - Эдвард Сент-Обин"

– Ах ты сука полоумная! – заорал он.

– Никогда не говори со мной так! – строго заявила Меган. – Иначе я прикажу выпотрошить тебя, как рыбу!

Доктор Боб сосчитал до десяти, как он (всегда безрезультатно) советовал поступать Данбару в надежде, что это поможет ему обуздать его взрывной нрав.

– Извини, мне очень жаль! – сказал он.

– Надеюсь, что это так, – отрезала Меган, спрыгнув со столешницы и встав перед ним. Она схватила двумя пальцами кончик черной нитки, торчащий из свежего шва, и резко дернула.

– Вот что тебя ждет, если будешь обзывать меня всякими непотребными словами!

– Я полностью этого заслуживаю, – смиренно сказал доктор Боб. Струйка крови потекла из раскрытой раны.

– Так, мои голубки! – Эбигейл просунула голову в приоткрытую дверь ванной. – Мне пора возвращаться к своему жалкому муженьку.

– А мне пора возвращаться к праху моего муженька, – заявила Меган и выскользнула мимо нее в холл, успев напоследок напомнить доктору Бобу, что он сегодня ужинает у них.

– Как я мог забыть! – уныло отозвался тот.

Разве он мог забыть? Теперь все трое были в одной связке, как сцепленные страховочным тросом альпинисты на ледяной щеке утеса под лучами закатного солнца.

3

– Кто я?

– Вы, несомненно, Генри Данбар, – сказала сестра Робертс, раздвигая шторы.

– Я спрашиваю не про имя, глупая женщина! – рявкнул Данбар. – Я спрашиваю: может ли кто-нибудь сказать, кто я на самом деле?

– Я не люблю, когда меня называют «глупой», благодарю покорно! – надулась сестра Робертс. – И если хотите знать, кто вы «на самом деле» сегодня утром, то я вам скажу: вы очень грубый старик, который должен попросить у сестры Робертс прощения!

– Я прошу у вас прощения, сестра Робертс! – послушно отозвался Данбар, поддавшись смутному ощущению, что сегодня должно случиться нечто очень важное и ему следует избегать всяких неприятностей.

– Так-то лучше, – смягчилась сестра Робертс. – Все мы просто люди, и у всех нас бывают дни, когда мы встаем утром не с той ноги, так ведь?

– Безусловно, так бывает! – согласился Данбар. – Почти каждый день.

– Так, мы будем завтракать у себя в палате в одиночестве или соберемся с силами и пойдем в общую столовую, чтобы поболтать там с другими постояльцами? – поинтересовалась сестра Робертс.

– Мы соберемся с силами, – пообещал Данбар.

– Вот это мне нравится! – кивнула сестра Робертс и, навалившись на ручки бесполезного кресла-каталки Данбара, покатила ее по толстому ковру, а Данбар откинулся на спинку и одарил сестру жалобной улыбкой.

Опасаясь, что утренние таблетки начнут растворяться у него под языком, он притворно закашлялся и ухитрился выплюнуть таблетки в носовой платок. Он чувствовал себя куда бодрее без таблеток, но при этом ярость и возмущение клокотали в нем, как и прежде. По мере того, как в его мозгу начали быстрее вращаться шестеренки мыслей и желаний, он буквально ощущал, как они вырабатывают в нем все больше энергии. Но он понятия не имел, сумеет ли он их остановить прежде, чем они сорвутся с осей. Он не мог снова поддаться тому душевному страданию, которое обуяло его после визита к психиатру в Хемпстеде. Нет, пожалуйста, только не это тоскливое ощущение, что в его жизни больше нет ничего устойчивого и надежного, а почва под ногами кажется незавершенным пазлом, который вот-вот разбросает по сторонам злой и нетерпеливый ребенок – причем, что самое ужасное, этим ребенком был не кто иной, как он сам. Ведь больше некого было винить за коварство судьбы; и в конце концов, ужас в том, что это все было плодом работы его сознания.

– Сегодня никаких занятий на свежем воздухе, – объявила сестра Робертс. – Не пойму, зачем вы надели эти огромные ботинки. Разве нам не будет удобнее в тапочках?

– Только не это, – пробормотал Данбар. Он не мог вынести сковывающую власть безумия, но точно так же он не мог вынести и сковывающую власть психушки. Он нуждался в помощи Питера, чтобы сбежать отсюда. Если он не совершит побег сегодня, больше ему, вероятно, не представится такой возможности. Вероятно, он так и умрет здесь, а сестра Робертс будет ободряюще похлопывать его по руке, сидя с ним в палате, заваленной вонючими лилиями.

– Что вы сказали, дорогой?

Он должен себя сдерживать, он должен быть гениальным лицемером. Данбар, прославившийся своей прямотой, прославившийся своим твердым мнением обо всем на свете, прославившийся своими неожиданными слияниями и поглощениями, должен научиться лицемерить!

– Да! – сказал Данбар. – Сегодня останусь в помещении. Посижу у голубого камина.

– Какого еще голубого камина? – спросила сестра Робертс, чье ухо уловило в этой фразе нечто подозрительно порнографическое.

– У телевизора! – пояснил Данбар. – Он всегда кажется мне голубым пламенем, мерцающим в камине.

– А, вот оно что! – с облегчением произнесла сестра Робертс. – Это даже звучит успокаивающе!

– Именно – успокаивающе! – согласился Данбар. – Особенно если ты владеешь несколькими телевизионными каналами, а доходы от рекламы растут, потому что у твоего нового шоу потрясающий рейтинг!

– Хм, – пробормотала сестра Робертс, вкатывая Данбара в столовую. – Помните, что сказал доктор Харрис: нам больше не надо волноваться о бизнесе, он теперь в надежных руках, и все, что нам надо, – это чудесный долгий отдых!

Столовая располагалась в сельском доме викторианской постройки – центральном корпусе психиатрической лечебницы. Обои с рисунками в стиле Уильяма Морриса[6] были тщательно выполненной копией, но дубовые столы по большей части были подлинниками, правда, их размеры, огромные – под стать многодетным викторианским семьям, – все равно не соответствовали современным потребностям в помещении достаточно просторном, чтобы в нем могли расположиться престарелые и умирающие безумные пациенты. Длинная оранжерея позади угрюмой старинной залы служила не только продолжением общей столовой, но и всегда хорошо освещенной площадкой для оживленного общения, где размещались кресла и диваны, обитые тканями с яркими цветочными узорами, а исполинского размера листья и цветы служили зримым доказательством целебной силы природы. Среди мебели с тропическими узорами на обивке были расставлены бамбуковые столы со стеклянными столешницами – маленькие круглые стояли в ожидании стаканов с манговым соком, а крупные прямоугольные были завалены кипами зачитанных журналов – такими обычно заполнены журнальные столики в приемных у дантистов. Летом двойные двери распахивались настежь – навстречу ароматам высокого разнотравья и полевых цветов на лугу, но сегодня покрытые дождевыми слезинками стекла подслеповато глядели на поле, испещренное молочно-белесыми лужами, рощицами прибитых стеблей и одинокими заплатками иссохшей травы. И в любое время года неровный абрис величественного озера, когда оно изредка проступало сквозь туман, дождь или снегопад, дополнял умиротворяющий сельский пейзаж.