Читать книгу "Прах на ветру - Анна Чиж-Литаш"

Полковник и Беляк быстро переглянулись, одновременно приподняв брови.

Радушкина продолжала:

– Вот этот фикус – Степан Андреевич! Вы только посмотрите, какой он важный, я бы даже сказала, высокомерный! А вот эта роза – Александра Александровна. Она одновременно и хрупкая, и статная. А вот это…

Фразу ей не дал закончить полковник, который понял, что этот монолог может продолжаться бесконечно.

– Все это очень интересно, но не ответите ли вы на несколько наших вопросов?

– Конечно, конечно! Простите, просто, когда разговор заходит о цветах, я становлюсь совершенно неконтролируемой! Могу говорить о них часами! Они мне как дети. Вы даже представить себе не можете, какой это хлопотный труд! Два раза в неделю надо…

Александр Петрович чувствовал, что еще минута и он больше не сможет держать лицо. Усы были натянуты в горизонтальную струну, а хрусталики глаз были готовы в любую секунду лопнуть.

– Скажите, как давно вы знакомы с Мазалевским?

– Ой, такое чувство, что сто лет, а на самом деле полтора года. Мне совершенно случайно предложили эту работу. У меня здесь работает знакомая в бухгалтерии, так она мне сразу и сказала, когда освободилась должность. Я была очень рада, так как сидела без дела.

Радушкина продолжала щебетать, не давая даже малейшей возможности вставить слово. Виноградов и Беляк по очереди открывали рот, со стороны напоминая рыб из аквариума.

– Работа секретаря, конечно, не вершина айсберга, но для начала карьеры – не плохо. С бумагами, правда, сложнее, чем с цветами. Бумагу ведь нужно читать, вникать, а я этого не люблю…

Полковник попробовал прервать словесный поток:

– Где вы находились с 19.00 вчерашнего вечера и до 06.00 сегодняшнего утра? – спросил полковник.

Не ожидая такой быстрой смены настроения, Радушкина немного растерялась:

– После работы я зашла в магазин, потом в ремонт обуви, относила туфли, там сломался каблук. В последнее время обувь стали делать очень некачественную. Ох уж эти китайцы! Смешной народ. Живут как муравьи!

Немного помолчав, она продолжила:

– Так о чем вы меня спрашивали? А, вспомнила, что я делала после работы? Так вот, после ремонта обуви я зашла в магазин, а потом сразу домой. Там я поела, немного почитала и уснула прямо перед телевизором, со мной такое часто бывает! Проснулась я в часа три ночи и перебралась на кровать. А с утра сразу поехала на работу. Представляете, в метро встретила одну знакомую, так она меня не узнала!

Александр Петрович подумал, что, скорее всего, ее знакомая сделала это умышленно, спасая себя от утренней головной мясорубки. В голове у этой женщины определенно фарш. Виноградов подумал о том, как было бы здорово набросить ей на голову одеяло, чтобы она мгновенно уснула. Так он всегда поступал со своим, правда, сейчас уже мертвым, попугаем, который бесконечным щебетом доводил полковника до истерики.

Говорить она могла часами, причем не уставая. Ни в семейных, ни в любовных отношениях с противоположным полом она не состояла. От того неистово мучалась жаждой общения. Подруг с каждым годом становилось все меньше, а выдерживать коммуникативную атаку подруги становилось все сложнее. Будучи одинокой, она научилась радоваться тем вещам, которые для другого человека ничего не значили.

Цветы заменили ей людей, а общение – отношения. Порой казалось, что это не настоящее ее лицо, а картонная маска, на которой столь грамотно были прорисованы все эмоции, присущие человеку.

– Простите за вопрос, вы курите? – неожиданно спросил Виноградов. – Просто у меня и у моего друга закончились сигареты, а я заметил на вашем столе пачку.

Беляк вопросительно посмотрел на товарища. Тот лишь сверкнул в его сторону глазами.

– Да, угощайтесь, – она протянула пачку тонкого «Винстона», – можете курить прямо здесь. Сегодня все на нервах, курят чуть ли не в коридорах.

Она прикурила сигарету. Долго не раздумывая, ее примеру последовали Виноградов и Беляк. Пребывая в тишине, полковник внимательно рассматривал «друзей» Радушкиной. Казалось, они наблюдают за посетителями, готовые в любую минуту вступиться за свою хозяйку.

Полковник аккуратно убрал только что упавшие на плечо стебли высокой драцены.

– Наталья Дмитриевна, прошу заранее простить меня за возможно некорректный вопрос, но это необходимо.

Она внимательно посмотрела на полковника. Александру Петровичу показалось, что что-то изменилось в ее лице. Появилась настороженность, пропало любопытство.

– В каких отношениях вы состояли с Мазалевским? – Виноградов сделал прямой выстрел, не дав ответчице шанса собраться. Он не сводил с нее глаз, надеясь мгновенно прочесть ответ на свой вопрос.

– Уверяю вас, исключительно в деловых. Я обычная провинциальная девушка, работаю секретаршей. Такие мужчины, как Мазалевский, в мою сторону и не смотрят. «Принеси-подай» – вот кем я была для своего начальника. Если честно, то он даже имени моего запомнить не мог, каждый раз называл то Олей, то Катей. Про фамилию я вообще молчу!

– Вас это обижало? – спросил Беляк.

– Вроде нет, – немного подумав, сказала она. – Любому человеку хочется, чтобы к нему относились уважительно, а называть его именем, которое дано от рождения, – должно быть нормой, даже у очень занятых начальников.

– Как бы вы охарактеризовали своего руководителя? – полковник достал из грудного кармана блокнот и сделал быструю пометку.

«Винстон»

Наталья Дмитриевна взяла в руки пепельницу и небольшими шагами стала ходить по кабинету, огибая свой цветник. Она немного изменилась в лице, налет глупости растворился, ему на смену пришла грусть и озадаченность.

– Знаете, говорят о покойных либо хорошо, либо никак. Поэтому не хочется сейчас выливать ведра грязи на мертвеца, который, наверное, еще лежит за стеной, – она внимательно посмотрела на полковника. – Поверьте, я знаю о своих недостатках, – она немного улыбнулась, – я постараюсь быть в своем ответе как можно сдержаннее. Запомните, а вы, полковник, запишите в своем блокноте, убить этого человека мог любой в нашей компании. Я не говорю о контингенте, с которым он общался за пределами офиса. Большей мрази я не видела.

Полковник удивленно посмотрел на Беляка, но промолчал.

– Я говорю такие слова, сдерживая тот поток грязевых рек, готовых вылиться из меня. Он моральный убийца. За все время работы с ним, я честно пыталась разглядеть в нем фрагменты человеческой души, но там ничего нет! Там действительно ничего нет! – повторила она и потушила сигарету так, что все пальцы перекрасились в черный цвет.

– Вы можете привести конкретный пример его поступков?

– Не могу. Каждое его слово, поступок можно сравнить фактически с убийством человека. Он никого не уважал, не ценил, – Радушкина снова потянулась к пачке, – и не любил…